— Главное — учесть опыт предыдущей, — с неожиданной рассудительностью сказала Алена.
Она расстелила на коленях льняную салфетку и достала из сумки нарезанный кусочками голландский сыр, красно-белые ломтики бастурмы, пиво (для Тани) и грушевый сок (для себя).
— С простаком Володькой пришлось схитрить, — продолжала Алена, не замечая изумленного взгляда Тани. — Он не ожидал от меня такого. Но Степанов готов к хитрости и коварству. Значит, с ним надо действовать проще. И впредь: с простаками — хитростью, с хитрецами — простотой.
— Побьют нас, подруга, — скучно произнесла Таня. — Ох, побьют! Встретят хлебом-кольями.
— Я аптечку взяла, — заметила хозяйственная Алена и отправила в рот очередной кусочек бастурмы.
— Успокоила!
Раздвижные двери гулко ухнули, пропустив внутрь вагона двух серьезных молодых людей, облаченных во все камуфляжное. Лишь пухлые их лица остались нераскрашены маскирующими полосами. Один из вошедших махнул стволом автомата и согнал с мест парня с девушкой. Патруль бухнулся на скамейку, звонко лязгнув развешанными на ремнях наручниками, рациями и фонариками. Автоматчики синхронно зевнули, а к моменту, когда рты захлопнулись, их владельцы уже спали, разметавшись по скамейке и крепко прижав к себе казенное оружие.
— О, черт! Опять певцы!
Таня с ненавистью уставилась на выросшую в проходе пару лохматых ребят с гитарами. Они бесцеремонно ударили по струнам:
Алена поморщилась. Тема хорошая, но текст, рифмы! «Кровь, любовь…» Не хватает еще «водка-селедка».
Ребята могли бы выступать с телепатическими номерами. Они дружно загнусили:
Алена беспомощно оглянулась по сторонам. Пассажиры старательно прикидывались глухонемыми с детства.
Приняв молчание за поддержку, дуэт надрывно взвыл:
«Я б с дру… Кошмар!» — переживала за родную речь Алена.
Таня злорадно хохотнула:
— Знакомое дело. Труды моего муженька живут и процветают. Уголовно-военный бардизм с разбоем. — Она отхлебнула пива из бутылки и завелась: — Помнишь, я рассказывала, как мой в эпоху массового увлечения гитарными напевами затеял выпуск кассет с записями самодельных песен? Он их долго собирал и даже сам пытался проделывать странную штуку, которую называл «пение вслух». Пару раз вернулся с концертов, избитый в кровь товарищами по цеху и неблагодарной публикой. Все удивлялся: «Другие-то поют!» По прошествии времени до него доперло — дело не в связках, а в завязках. Тогда он принялся устраивать концерты более талантливым особям. Превратил нашу квартиру в помесь воровской малины и туристического кружка при Доме ученых.
— Ужасно! — всплеснула руками Алена. — Как ты терпела?
Таня грустно пожала плечами и засунула пустую бутылку под скамейку. Аленин прохиндей Володька был ангелом по сравнению с ее мерзавцем.
— К нам шлялись физики-ядерщики с криминальными наклонностями и рефлексующие домушники, тоскующие по интеллектуальному общению. Они приносили нам песни трех видов: мужественная песня, задорная песня и песня о любви. Все та-а-кая фигня! Вслед за ними приходили одинаковые молодые люди в дешевых галстуках и приносили ордера на обыск моей квартиры. После второго обыска я выкинула мужа за дверь с узелком в руках. В узелок сложила пару белья, зубную щетку, его любимый бутерброд с килькой и экземпляр самоучителя для начинающих вокалистов «Пой, как Шаляпин». Больше я его не видела. Мужа, конечно, не Шаляпина.
За спиной подруг включила магнитофон изрядно поддатая и шумная компания. Из динамиков полились хриплые страдания зека со стажем, осужденного за сущую безделицу — кражу кошелька и убийство пятерых свидетелей. Компания притихла, сопереживая.
— Слышишь? — с удовлетворением кивнула Таня. — Как я и говорила.
— А кому-то нравится… Барды, городской фольклор… — робко заметила Алена, впрочем не очень настаивая.