– А тебя чего это вдруг размер нашей пенсии взволновал? Вспомни лучше, сколько твой кошелёчек стоит. Ты десять тысяч, которые вместе с ним пропали, назвала копейками на чаевые, а кто-то на эти деньги целый месяц живёт.
– Но это же невозможно.
– Невозможно, но факт! – Штукина глядела своим страшным ментовским взглядом, и Люсе захотелось спрятаться. – Так что всех по себе не равняй. Вон, Посторонним Вэ вообще-то писательница, а никакая не бездельница и прожигательница. Хотя могла бы как ты болтаться без дела, раз средства позволяют.
– И много писательница написала? – Люся понимала, что её опять несёт куда-то не туда, но уже не могла остановиться. Тем более, когда на тебя вот так смотрят, будто ты враг народа и китайский шпион, ничего не остаётся, как только идти в наступление.
– Обязательно напишу. – Ксения явно обиделась. – Если мне никто мешать не будет и втягивать в бытовое пьянство. Сейчас вот возьму подполковницу для консультирования, пойду и напишу, а ты болтайся одна с Бусей по территории или найди себе полезное дельце, раз совесть тебя замучила.
– Надо же! Меня обчистили, и я же во всём виновата, – возмутилась Люся. – Иди, мол, болтайся. Да и пойду.
– Ну, и иди!
– Вот и пойду! – Люся встала, подхватила Бусю и направилась к выходу. Никто не остановил, не побежал следом. Проходя мимо стойки бара, она положила на столешницу деньги за свой завтрак и с гордым видом удалилась.
После того как полковник, он же истопник, он же бесхозный исполнитель желаний, он же прекрасный принц Илья Иванович почистил ей камин, пополнил запас дров, поколдовал над дверным замком и в задумчивости удалился, Люся решила скандинавскую ходьбу не посещать. Она представила, как явится на занятие одна и будет думать, как они там без неё придумывают детектив и хохочут. Это никуда не годилось. Куда как лучше, чтоб они пришли, а её и нет! Вот пусть поволнуются. И если они не испугаются, не прибегут с вопросом, не случилось ли с Люсей чего-то страшного, то Люся их обеих сразу запишет в подружки бывшие. А то и вовсе позвонит мужу, скажет, пусть забирает отсюда, и плевать на карантин. Вот так! Люся нарядила Бусю в комбинезончик и отправилась на променад в противоположном направлении от трассы скандинавских ходоков.
Противоположное направление обозначалось стоянкой и дорожкой к тому самому старому корпусу, где размещались рабочие Газпрома. Рабочих Люся теперь уже не опасалась, они же не медведи, небось, не кусаются, да и рабочий день в разгаре. Кладут там где-то свои газопроводы в дальних далях и нету им никакого дела, кто там прогуливается мимо их общежития. Проходя мимо стоянки, Люся услышала характерный низкий с лёгкой хрипотцой голос той самой хамоватой девицы в белой шубе, якобы «хозяйки». Через решётку забора, окружающую парковку, Люся увидела, что та сидит в машине, в очень хорошей машине, выставив одну ногу в открытую дверь, и курит. Видимо только приехала или собралась уезжать да вот решила поговорить по телефону. Беседу эту нельзя было назвать беседой в точном понимании этого слова. Девица витиевато материлась, периодически прерывая матерный поток словами «прикинь, да»! Люся прислушалась. Разумеется, она не стала краснеть от неприличных выражений, ведь она, если помните, бывала в пионерском лагере и все непристойности знала не хуже той самой девицы или даже самой Штукиной. Из разговора следовало, что некто очень нехороший человек притаранил сюда, видимо на турбазу, свою бл…, или как положено теперь говорить девушку с пониженной социальной ответственностью, и не одну, а с подружками такими же девушками с пониженной социальной ответственностью и ещё полными шмарами. И эти шмары все трое, прикинь, да, шараёбя…, то есть курсируют туда-сюда как главные, а одна так вообще наглая с визгливым крысёнышем в сумке, типа чья-то жена, прикинь, да! И мало, выходит, они с этого нехорошего человека слупили, а надо бы кожу с него содрать и ободрать до нитки. И вообще устроить надо всем этим шмарам весёлую жизнь, показать им, что такое чья-то жена, прикинь, да! Гы-гы. Пусть проваливают отседова. Она так и сказала отседова.
Разумеется, Люся сразу поняла, что за три шмары прогуливаются тут как главные. На шмар она ни капли не обиделась, уж кто бы говорил! С первого взгляда понятно, кто тут самая шмара. А вот называть Бусечку визгливым крысёнышем являлось совершенно непозволительным. Услышанное показалось Люсе чрезвычайно важным, и эту информацию следовало срочно сообщить, куда следует, то есть остальным шмарам, а именно своим бывшим подружкам Штукиной и Ксении.
Люся развернулась, взяла Бусю на ручки и чуть не бегом кинулась к домику проката. Оказалось, что скандинавскую ходьбу проигнорировала не она одна, а значит эти две, действительно, сидят на половине Ксении, сочиняют детектив и хохочут. Люся, было, захотела опять обидеться, потом рассудила, что вот если б она всё-таки сама пришла, а они нет, то было бы гораздо обидней.