Дань псам (ЛП)

Все считали, что самое слабое зрение — у Рекканто Илка, и, на вкус Гланно, это было приятнейшим из заблуждений. К тому же он неплохо видел вещи шагов на тридцать. За пределами этого круга объекты приобретали мягкую расплывчатость, становились неопределенными формами; есть вызов в том, чтобы оценить скорость их приближения, расстояние и относительную величину. Для возчика это поистине драгоценное искусство, даже мудрость.

Увы, сейчас оно ему совсем не помогало.

Он мог слышать, как все вокруг вопят, и добавлял к их воплям свой. В уме мелькнула мысль, что Рекканто Илк вопит, не зная почему — просто потому, что вопят другие — но нависающая масса, изрытая стена утеса стала неоспоримым фактом и боги мои, как быстро она растет!

Лошади не могут не бежать вниз по кажущемуся склону, хотя на деле несчастные животные взбираются все выше вместе с волной — это всяческие иллювзорные обманы чувств, понимал Гланно, и тут не проспоришь.

Под каким бы там ни было углом, с какой-никакой точки и почки зрения, но Гланно уже видел вершину утеса, осклабившиеся им навстречу обмазанные птичьим пометом губы. По бокам сбегают странные полосы — что же это? Возможно ли? Лестницы? Необычайно!

Выше и выше, обзор расширяется, широкая вершина, плоскость, шары мерцающего света, словно ложки с плавленым мутным воском. Нечто громоздящееся. Шпиль, башня, да, разбашенная башня, и окна подмигивают щелями выбитых зубов — почти напротив них, почти на уровне …

Что-то загремело в воздухе, отдаваясь в мозге костей, стуча по корням зубов, обнаженных в улыбке, натянутой или, сможет быть, втянутой — что-то, разорвавшее волну, поднявшее клубы пены — мир облекся в белое, окружил лошадей, карету и самого Гланно.

Рот внезапно наполнился морской водой. Глаза смотрели сквозь жгучую соль. В ушах булькало, словно он давил пальцами ягоды. Хлюп-хлюп. И ах, как больно!..

Вода пронеслась, промыв мир… что это тут — здания?

Лошади умны. Лошади не слепы. Они смогли найти какой-то путь, улицу — а почему бы нет. Умные лошадки.

— Нно! — Гланно дернул поводья.

Лошади заржали.

Колеса впервые за четыре дня наскочили на нечто твердое.

Их тут же заклинило, ибо последние остатки смазки успели испариться; резкое торможение, карета подскочила в воздух. Голову Гланно дернуло влево и вправо. Размытые от скорости диски передних колес пролетели мимо него.

«Ох».

Когда повозка вновь опустилась, приземление вышло совсем не гладким.

Все затрещало. Гланно вместе с сиденьем, к которому он привязался, потащило вслед за лошадьми. Он уже не мог видеть, что карету круто занесло влево, она перевернулась, ударившись о большую башню, и проехала вверх тормашками еще шагов шестьдесят, остановившись наконец у стены приземистого здания с остроконечной крышей. Вывеска у передней двери здания бешено крутилась.

Гланно мчался на сиденье, крутясь туда и сюда; поводья впились в пальцы и запястья. Лошади добежали до конца слишком короткой улочки и бесстрашно скакнули через низкую каменную стенку. Увы, Гланно не мог заставить сиденье сделать то же самое. Столкновение разрушило всё, и возчик обнаружил, что летит по воздуху, вытянув руки — лошади застучали копытами по мягкой земле, еще сильнее натягивая поводья — его с размаху ударило о камни, когда упряжка повернула влево, не желая перескакивать следующую стенку. Да и зачем бы? Они оказались в стойле.

Гланно приземлился в глубокую грязь, состоящую преимущественно из конской мочи и навоза; это, вероятно, сберегло ему обе уже сломанные ноги, которые иначе оторвало бы полностью. Лил дождь, всё было объято сумраком. Лошади встали, чуть облегчив ему боль в вывернутых плечах, и Гланно смог перевернуться на спину. Он лежал неподвижно, ливень хлестал по лицу, по закрытым глазам. Из ушей сочилась кровь. Перепуганные завсегдатаи выбежали из таверны на какофонию звуков с улицы и теперь мокли под краем крыши, молча созерцая задние колеса повозки; находившиеся на верху экипажа люди буквально падали наземь, перерезав ремни, и медленно вставали — тусклые глаза находили дверь таверны, и незваные гости, шатаясь, один за другим заходили внутрь. Через мгновение раскрылась дверь кареты, исторгнув поток пенистой воды, и наружу вышли ее обитатели, начиная с гигантского татуированного огра. Да, ни один из завсегдатаев не нашел что сказать.

* * *

В самой верхней комнате башни необычайно высокий мужчина с синей кожей и массивными, вступающими, завитыми словно бараньи рога клыками — они обрамляли костистое лицо — не спеша отвернулся от окна и, не обращая внимания на десяток преданно глядящих на него слуг (ни один из которых даже отдаленно не походил на человека), вздохнул, сказав: — Только не снова.

Слуги — змеиные глаза широко раскрылись от внезапного понимания — подняли заунывный вой, и напевная их панихида понеслась с этажа на этаж, пробегая все помещения, летя по извивам лестниц в крипту, в пустотелый корень башни. Три лежавшие на каменных плитах женщины открыли глаза. Едва они сделали это, темная крипта перестала быть темной.