Дань псам (ЛП)

Поэтому неудивительно, что одинокий пешеход сумел быстро нагнать повозку. Короткий разговор — несколько слов с обеих сторон, звон монет — и телега стала тяжелее, хотя и ненамного — вол не издал недовольного мычания. Это ведь задача всей его жизни, сама суть существования. Он едва ли помнил времена, когда гулял на свободе, не таща за собой что-то тяжелое, когда колеса не задевали выбоины дороги, не плясали по камням мостовых, сотрясая все его тело. Ленивые моргания, туча мух, жара, взмахи хвоста, пятнышки крови на загривке. Он вечно тащит что-то куда-то. Потом снова покрасневшие глаза, клубы мух, пятнышки крови от комаров и всех прочих паразитов, новая ходка с чем-то куда-то. Вол и возчик, параллельные жизни, бессмысленные годы. Сегодня вот сидит на телеге незнакомец, свесив ноги за борт — обувь порвана, мозоли сочатся, в глазах темная буря — но какое до него дело волу и возчику? Никакое.

В лиге от лагеря мимо них пронесся богато украшенный, лакированный экипаж на рессорах. Окна его были закрыты из — за жары и пыли.

Человек на задке телеги видел, как экипаж приближается. Возчик видел, как он проезжает мимо. Вол не видел ничего и не изменил шага — он не смог бы его обогнать, да и не хотел.

* * *

Цап был парень не промах: когда разноцветный клубок отлетел к двери и Хныка уставилась на него, желая чудесного возвращения игрушки в пухлые грязные ручонки, Цап решил ей помочь — и, едва подойдя к двери, вылетел стрелой и скрылся.

Он слышал крик Беллама — но у Цапа оказалось преимущество. К тому же проклятый идиот не оставит недоносков одних, не правда ли? Нет, Цап устроил здоровский побег и притом легкий, потому что умнее всех. Негодяи могут ему угрожать, но в конце он всегда побеждает — разве не доказательство ума?

На улицу, в боковую аллею, через сломанный забор, через небольшой двор — цыплята разбегаются из-под ног — через кроличьи садки, на другой забор, в Кривую аллею, двадцать шагов прямо и влево, в грязный проход вдоль разбитой трубы канализации. Никто тут не лазит из-за вони и прочего, но он полез — изгадив мочой мокасины — и выбрался на улицу Кошелей, на свободу.

Жаль, не удалось утащить и продать девчонок. Еще жальче, что не удалось унести скопленные деньги. У него нет ничего. Но зато его никто не поймает. Он знает парней постарше, что работают с бандитами в Непоседах, тырят с застрявших телег все, что можно. Если он доберется к ним, то окажется вне города, верно? Пусть ищут его всю жизнь, все равно не найдут. А он разбогатеет. Сумеет подняться в ранге, станет вожаком стаи. Люди будут его бояться, в штаны делать от ужаса. Купцы будут ему платить, чтобы их не грабили. Он купит имение, нашлет ассасинов на Беллама Нома, Стонни Менакис и Муриллио. Перекупит долги родителей и заставит их платить каждый месяц — вот потеха будет! Идеально! Сестриц продаст в бордель. Потом купит титул и войдет в Совет, объявит себя Королем Даруджистана, построит новые виселицы и казнит всех, кто ему делал плохо.

Он мчался в толпе, мысли его унеслись далеко, а цель была так близка…

Тут ноги подкосились, и он больно упал; рука и бедро онемели. Беллам Ном стоял над ним, тяжело дыша, но ухмыляясь. — Отличная попытка, — сказал он.

— Мяу и Хныка! Ты их бросил…

— Запертыми. Это меня и задержало. — Он протянул руку и вздернул Цапа на ноги, заставив закричать от боли.

Беллам потащил Цапа по той же дороге. Назад.

— Однажды я тебя убью, — буркнул Цап и заморгал, когда Беллам крепче зажал его руку.

— Вы на это всегда полагаетесь, не так ли?

— На что?

— На то, что мы не такие злобные, как вы. Что мы не решимся, скажем, содрать с вас кожу. Или разбить коленные чашечки. Выдавить глаза. Решил меня убить? Тогда не удивляйся, если я успею первым.

— Ты не можешь убить….

— Не могу? Почему? Себя ты считаешь способным убить — дайте только повод, дайте только возможность. Ну, я не Стонни Менакис. Даже не Муриллио. Они люди… цивилизованные. Нет, Цап, я такой же, как ты, только старше и опытнее.

— Сделай мне хоть чего — и Муриллио тебя найдет. Ты сам сказал: он не такой. Или Стонни. Она порубит тебя на кусочки. Да, она это сделает, как только Па попросит. А он попросит…

— Большое допущение, Цап!

— Чего?

— Что они догадаются обвинить меня.

— Я скажу… как только они вернутся… я все расскажу…

— Перед исповедью или после? О том, что ты сотворил с беднягой Харлло.

— Это совсем другое! Я не нарочно…

— Ты избил его, может, даже убил. Бросил тело воронам. И все утаил, Цап. Видит Худ, если я хорошенько попрошу, даже твой папаша передаст тебя из рук в руки и спасибо скажет.

Цап молчал. Вот теперь в нем поселился настоящий ужас. Такой ужас, что у него потек пот из всех щелей, а между ног не только пот потек. Беллам — чудовище. Он вообще ничего не чувствует. Только хочет погубить Цапа. Чудовище. Зловредный демон, да. Демон. Беллам хуже всего, что… хуже всего.

— Я исправлюсь, — захныкал Цап. — Увидишь. Я все исправлю.