Даниил Андреев

«В ноябре 1933 года я случайно – именно совершенно случайно – зашел в одну церковку во Власьевском переулке. Там застал я акафист преподобному Серафиму Саровскому. Едва я открыл входную дверь, прямо в душу мне хлынула теплая волна нисходящего хорового напева. Мною овладело состояние, о котором мне чрезвычайно трудно говорить, да еще в таком протокольном стиле. Непреодолимая сила заставила меня стать на колени, хотя участвовать в коленопреклонениях я раньше не любил: душевная незрелость побуждала меня раньше подозревать, что в этом движении заключено нечто рабское. Но теперь коленопреклонения оказалось недостаточно. И когда мои руки легли на ветхий, тысячами ног истоптанный коврик, распахнулась какая-то тайная дверь души, и слезы ни с чем не сравнимого блаженного восторга хлынули неудержимо. <…> Содержанием же этих минут был подъем в Небесную Россию, переживание Синклита ее просветленных, нездешняя теплота духовных потоков, льющихся из того средоточия, которое справедливо и точно именовать Небесным Кремлем. Великий дух, когда-то прошедший по нашей земле в облике Серафима Саровского, а теперь – один из ярчайших светильников Русского Синклита, приблизился и склонился ко мне, укрыв меня, словно эпитрахилью, шатром струящихся лучей света и ласкового тепла. В продолжение почти целого года, пока эту церковь не закрыли, я ходил каждый понедельник к акафистам преподобному Серафиму – и – удивительно! – переживал это состояние каждый раз, снова и снова, с неослабевающей силой».

Небольшая церковь Святого Власия «на Козьем болоте» с начала XVII века и поныне стоит на углу Большого Власьевского и Гагаринского переулков. После закрытия в ней размещался овощной склад, но и тогда, проходя мимо, он чувствовал душевное просветление. Это состояние сказалось на замыслах. В первую очередь на сочинении «Контуры предварительной доктрины». Андреев пытался осмыслить и привести в определенную систему то, что, казалось, открылось ему в последнее время – на берегу Неруссы и в церквушке Святого Власия, в индуизме и буддизме. Очертить основы своего мировидения он пытался не один раз, не завершая, откладывая, вновь возвращаясь. Не закончив и это сочинение, он использовал многое из него в первых двух частях романа «Странники ночи».

«Контуры предварительной доктрины» не сохранились, но известно, что, как и в романе, речь шла о теории смены красных и синих эпох. О ней, изложенной в «Странниках ночи» и долго его занимавшей, есть свидетельство Ирины Усовой:

«…У Дани была интересная и оригинальная концепция исторических духовных циклов, охватывающих большие массы людей и даже целые народы. Нечто вроде своеобразной кривой: разгорание, подъем, взлет духовности, затем спад. Каждый цикл мог охватывать большее или меньшее время, большее или меньшее количество стран и народов, достигать большей или меньшей высоты или, наоборот, глубины падения. К сожалению, я не помню, как располагал Даня эти циклы во времени и пространстве, то есть по годам и народам. Помню только, что окраска циклов соответствовала их сущности: от золотисто-голубой, светло-лучезарной вверху до кроваво-багровой внизу»²²⁶.

На этой теории явно сказалось его увлечение астрономией. О спектральной классификации звезд он мог знать не только из книги Джемса Джинса «Вселенная вокруг нас» (любопытно, что тогда же ее прочел и Николай Заболоцкий). И вполне логично, что Андреев представляет эпохи как периоды жизни звезд, которые можно описать, в зависимости от их возраста и количества излучения духовной энергии, оттенками цвета – от красного до фиолетового или синего.

В «Странниках ночи» теорию излагает один из героев – Леонид Федорович Глинский. Суть ее «в чередовании красных и синих эпох в истории России… – пересказывала эти страницы Алла Александровна. – Цвета – красный и синий – взяты условно, но понятно, что они отображают: красная эпоха – главенство материальных ценностей; синяя – духовных. Каждая историческая эпоха двухслойна: главенствует окраска стремления властвующей части общества, и всегда в эпохе присутствует “подполье” противоположного цвета. Позже, созрев и накопив силы, это подполье становится главенствующей, связанной с властью, окраской следующей эпохи, а в подполье уходят силы и течения, прежде бывшие наверху.

С течением исторического времени смена эпох убыстряется, а цвет их становится ярче. В глубинах истории любое материальное стремление не теряло духовного отсвета, а любая духовность не разрывала связи с землей. Имеется в виду государственная структура, а не аскетический подвиг, это – явление другого порядка. Хотя очень часто этот аскетический, как бы оторванный от земли, подвиг предпринимался не для личного спасения, а для спасения мира.

Древние эпохи можно назвать лиловыми – то синее, то краснее. Чем ближе к нашему времени, тем цвет определеннее.