Уже полились меды, зазвучали веселые речи, сидевшие бояре со смехом вспоминали своих неудачливых товарищей – Доброслава и Григория, кляли, мол, так им и надо, радовались тому, что сами получат не разоренные татарами земли Понизья. И вдруг в гридницу быстрым шагом вошел дружинник из Даниловых, склонился к княжьему уху, и по тому, как у Даниила изменилось выражение лица, стало ясно, что пир окончен. Василько тревожно обернулся к брату:
– Что?
Тот поднялся, почти отшвырнул свой рог, пролив остатки меда на стол, зло фыркнул:
– Ростислав болоховских князей на Бакоту повел!
– Там Кирилл. Справится ли? – первым отозвался стольник Яков, вспомнив не слишком покорную Бакоту. – Может, мне поспешить, княже?
– Ростислав решил земли, что я у Доброслава и Григория отобрал, по-своему переделить! У Кирилла людей достаточно, только бы тамошние в спину не ударили. – Вдруг глаза князя загорелись. – А мы пока в Болоховские земли пойдем! Они на наши налезли, а мы их пограбим! Сбирайтесь!
Болоховские князья самыми хитрыми оказались, понимая, что противиться огромной Батыевой силе все равно что плевать против ветра, они поторопились договориться с татарами, обещав выращивать для них самих зерно, а для их коней корма. Места хорошие, потому и татарам хватило бы, и самим осталось. Помня о первой зиме, когда от бескормицы едва не лишился большей части коней, Батый согласился на такое и Болоховские земли никто не тронул.
А с самими болоховскими князьями у Даниила давний счет, они никогда не упускали случая, чтобы выступить против этого князя. Настало время со всем посчитаться. Болоховские дружины пошли в Бакоту вместе с Ростиславом? Самое время пограбить их земли!
Дружины Даниила и Василька, который сам остался стеречь Волынь от литовцев, но воинов отправил со старшим братом, налетели на ничего не ожидавшие Деревич, Губин, Кобуд, Городец, Бужск вихрем. Заполыхали сначала посады, потом и стены городов. Уцелевшие люди были полонены, все разграблено. Вот и появилась снова на княжьих столах дорогая утварь, а свечи встали в дорогие подсвечники. Если враг отобрал у них, то сами князья тут же отобрали у кого-то другого! Даниил велел срыть оборонительные валы, чтобы не могли больше болоховчане сопротивляться его дружинам.
Оставался Дядьков, но туда подоспел и Кирилл со своими людьми.
Сам печатник столкнулся с Ростиславом и болоховскими боярами у стен Бакоты, и у каждого была надежда убедить противника пока словесно, не вступая в бой. Но сколько ни говорил укоряющих слов Кирилл, сколько ни увещевал Ростислава, тот лишь фыркал в ответ, мол, право сильного, кто возьмет под себя Понизье, того и будет! Кириллу надоело, он рявкнул:
– Тогда биться будем!
И, видно, так у него вышло внушительно, да еще поддержала немалая пешая дружина, что Ростислав отступил, уйдя за Днепр. Кирилл бросился на помощь князю к Дядькову.
Домой вернулись с солидной добычей, болоховские города были богаты. Но стоило уйти, как принесли весть, что, разозлившись, Ростислав снова устремился к Галичу. Больше совестливые уговоры Кирилла его не сдерживали, потому как сам уговорщик грабил не хуже своего князя. У Даниила снова скрипели зубы, а желваки на лице ходили ходуном. Да что ж это такое?! Снова борьба за Галич?! И ведь кто сопротивлялся? Ростислава вместе с частью бояр поддерживал галицкий епископ Артемий. А в Перемышле тамошний епископ.
Даниил отправился на Галич сам, во Владимире оставил Василька (от греха подальше), а на Перемышль отправил дворского Андрея. Толковый боярин этот Андрей, хотя и молод.
Ростислав бежал, прихватив с собой епископа Артемия, сказывали, грозил, что придет и его время… Князь смеялся:
– Долгонько ждать будет!
И Константин из Перемышля бежал, а вот епископа и всех остальных оставил. Андрей с удовольствием пограбил епископское хозяйство, поживиться было чем… Дружинники с воодушевлением раздирали на виду у связанных хозяев их прилобья из волчьего и барсучьего меха, кромсали мечами бобровые колчаны. Вдруг к Андрею подошел какой-то плюгавенький слуга и принялся что-то шептать на ухо. Дворский сначала брезгливо отодвинулся, из-за отсутствия зубов у доносчика изо рта вылетала слюна, но потом все же прислушался:
– Ах, вот как?! Ну и где он?
– А вона! – указал тот грязным пальцем на одного из сидевших в углу.