Даосизм. Опыт историко-религиоведческого описания

Несколько слов об этимологии и семантике иероглифа “сянь” (“бессмертный”). В настоящее время он представляет собой сочетание двух графем — классификатора “человек” (слева) и фонетика “гора” (справа), обнаруживающих прозрачную этимологию “горный человек”, отшельник. Однако первоначально это слово записывалось более сложным иероглифом, сохранившимся в качестве разнописи и ныне и восходящим к пиктограмме, изображающей пернатого человека (отметим, что на ранних изображениях бессмертные изображены оперенными, а выражение “юй кэ” — “пернатый гость” стало устойчивым синонимом “сянь”, особенно в беллетристике). Следовательно, иероглиф “сянь” этимологизируется как обозначающий некое существо, способное к полету (видимо, имеется в виду экстатический полет шамана). Отсюда можно сделать вывод, что вера в “синей” коренится в шаманизме, впоследствии же (к середине I тыс. до н. э.) она контаминировалась с независимо возникшим представлением о возможности обретения телесного бессмертия и бесконечного продления жизни. Результатом же. этой контаминации оказалась даосская концепция “бессмертного” (окончательно оформившаяся, видимо, в Ци и Янь) как существа, живущего вечно и наделенного всевозможными сверхъестественными силами и способностями (см. Игнатович А. Н., 1981, с. 115–121).

Этот дуализм генезиса доктрины “бессмертия” обусловил двойственность представления о бессмертных, о которой говорилось выше. С одной стороны, мог подчеркиваться более “земной” аспект безграничного долголетия, с другой — более спиритуализированный акцент на паранормальных силах “сяня”. При этом предполагалось изменение, сакрализация статуса бессмертного, и, наконец, само бессмертие могло трактоваться как результат сакрализации, приводящей к радикальной трансформации (“одухотворения”, почти “преображения”) всего существа адепта как со стороны его психических, так и соматических характеристик.

В исторической перспективе в целом одержала верх вторая тенденция (хотя в отдельные периоды, например при Хань, доминировала первая), получившая мощное подкрепление со стороны влиявшей с начала нашей эры на даосизм буддийской традиции с ее характерным для индийской культуры психологизмом, воспринятом китайской натурфилософской моделью как спиритуализм.

Этот процесс завершился к концу I тыс. н. э., когда “внешняя” алхимия как последний оплот веры в “сяней-долгожителей” по преимуществу была окончательно вытеснена “внутренней” психофизиологической алхимией, более непосредственно реагировавшей на усиление спиритуально-мистического элемента. Но следует отметить, что фундаментальный натурализм китайской мысли оказался непоколебимым, и бессмертие продолжало восприниматься как совершенное и божественное, сверхмирское бытие преображенной целостной личности, понимаемой как нерасчленимое психофизическое органическое единство.

Уместно затронуть еще один частный вопрос. Хорошо известно, что одним из первоначальных требований к взыскующим бессмертия был отказ от употребления в пищу “пяти злаков” (у гу). Вряд ли этот запрет можно объяснить лишь микробиотическими и диетологическими причинами. Если учесть, что земледелие и конкретно выращивание злаков было основой хозяйственной деятельности традиционного китайского общества, определявшей всю его “культурную экологию”, то нетрудно предположить, что даосы, отказавшись от “пяти злаков”, как бы порывают с “мирским”, заявляя о себе как о людях “гор и вод”, а не “садов и полей”. Кстати, поэтому вряд ли можно говорить о даосской, а не конфуцианской ориентации Тао Цяня, например. И такая интерпретация семантики “отказа от злаков” вполне обоснована.

Однако не исключена и противоположная. Дело в том, что известно древнее название бессмертных как “гу сянь” (“злаковых бессмертных”). Если сравнить это название с пассажем из гл. 1 “Чжуан-цзы”, где говорится о том, что бессмертные с горы Мяогуе заботятся о здоровье скота и обильных урожаях, то можно предположить, что “сяни” в какой-то исторический период воспринимались как гении, покровители скота и злаков, т. е. хозяйственной деятельности населения. Отсюда и табуирование употребления зерновой пищи для даоса (ср. Скиппер К. М., 1982, с. 216–221).

С формированием философии Дао и дэ, созданием школы “инь-ян цзя”, развитием экзегетики “Чжоу и” (И цзина) и распространением учения о бессмертных и обретении бессмертия создались все идеологические предпосылки для оформления даосизма как единой традиции.