Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя

Надежда — наша инвестиция в любопытство, в наше вечное «а что дальше?»

Найдите удобное для себя место, сядьте или прилягте и закройте глаза. Расслабьте тело. Сделайте несколько вдохов, которые помогут вам сосредоточиться. Представьте, что идете по прямой дороге. Идете навстречу своей новой личности. Где проходит ваш путь? По светлой городской улице? По лесной тропинке? По проселочной дороге? Представьте, что вас окружает, в ярких чувственных деталях: обратите внимание на виды, запахи, звуки, вкусы и физические ощущения. Вот вы подходите к двери, за которой находится ваша обновленная личность. Где вы живете? В небоскребе? Бревенчатом доме? В доме с широкой террасой? Дверь открывается. Вы из будущего приветствуете себя. Как вы выглядите в будущем? Что на вас надето? Обнимитесь или пожмите друг другу руки. Спросите у себя будущего: «Есть ли что-то, о чем мне нужно знать?»

Глава 12. Без гнева нет прощения

В плену непрощения

Меня часто спрашивают, как могла я простить нацистов. Во мне нет божественной силы даровать прощение или очищать души от зла, отпуская людям их грехи.

Но во мне есть внутренняя сила освободиться самой.

У вас она есть тоже.

Прощение совершается вовсе не ради тех, кто причинил нам зло. Когда мы кого-то прощаем, то делаем это исключительно ради себя — чтобы не оставаться жертвами и заложниками прошлого, чтобы перестать тащить через всю свою жизнь тяжкий груз, не содержащий в себе ничего, кроме боли.

Бытует еще одно ошибочное представление о прощении, будто существует такой способ примирения, как просто признать, что вы окончательно покончили с прошлым и вопрос закрыт.

Ничего не выйдет. Речь не о том, чтобы обрубить все концы и выбросить за борт. Прощать — это об умении отпускать.

Мы говорим, что не можем простить? Но в таком случае мы расходуем энергию, чтобы быть против, вместо того чтобы быть за

себя, вместо того чтобы тратить ее на свою жизнь — ту, которую мы заслуживаем. Прощать не означает разрешать другому продолжать нас ранить. Ненормально, когда кто-то заставляет другого страдать. Но это уже сделано. И никто, кроме нас самих, не исцелит наши раны, не освободит от боли.

Такое освобождение дается нелегко. Происходит оно не за один день и одну ночь. На пути к нему мешает многое, но прежде всего жажда справедливости, жажда мести, желание выслушать извинения, даже просто услышать признание вины.

Годами я вынашивала мечту, как выслежу Йозефа Менгеле в Парагвае, куда он бежал после войны. Чтобы подобраться к нему, я выдала бы себя за журналистку или прикинулась бы его единомышленницей. Я вошла бы к нему в дом, взглянула бы на него и сказала: «Я та девочка, которая танцевала для тебя в Аушвице. Ты убил мою мать». Мне хотелось бы посмотреть на выражение его лица, хотелось бы наблюдать, как до него доходит осознание истины, хотелось бы увидеть, как заплещется вина в его глазах — а бежать будет некуда. Хотелось, чтобы он предстал беспомощным перед лицом всего им содеянного. Хотелось видеть его слабым, а себя чувствовать сильной, быть победительницей. Я не стремилась к мести, вернее, не совсем. Что-то подсказывало мне, что, ранив кого бы то ни было, я не облегчу собственную боль. Однако долгое время я тешила себя такими фантазиями. Они не гасили моего гнева, не утоляли моей печали, но давали какую-то отсрочку.

Проще отпустить прошлое, когда другие видят нашу правду и говорят о ней. Когда существует коллективный процесс — реституционное правосудие, трибунал по военным преступлениям, комиссии по установлению истины, комитеты примирения. Когда виновные несут ответственность за причиненный ими вред, а суды всего мира вытаскивают правду на свет божий.

Но ваша жизнь не зависит от того, что вы получаете или чего не получаете от других. Ваша жизнь только ваша собственная.

Вас удивит то, что я сейчас скажу.

Без гнева мы не придем к прощению.