Дар

Несколько журналистов, которых я не знал, и несколько которых знал, а также парочка тех, кого я знать не хотел, поздравляли меня и просили перезвонить, чтобы договориться о встрече для давно назревшего эксклюзивного интервью или ток-шоу. Кроме того, я должен был выдать им наконец тайну, кто же был благотворителем, – разумеется, под гарантию секретности. И какая-то журналистка из популярного немецкого журнала для женщин Биргит поздравляла меня и выдавала потрясающий сюрприз, а именно, что она намеревается выдвинуть меня в своей редакции на звание «Мужчина года». Тут мне предстоял настоящий квантовый скачок, ведь до сих пор мне приходилось довольствоваться только тем, что для немногих важных в моей жизни единичных персон я мог стать лишь Мужчиной минуты, но даже и такие минуты я довольно часто упускал. Далее Биргит грозила мне, что приедет в Вену и устроит со мной домашнюю фотосессию. Это было самое абсурдное предложение, какое только можно было сделать. Во-первых из-за состояния, в каком находился мой мини-лофт, во-вторых, при слове «Homestory» у меня непроизвольно возникала ассоциация с «Замочной скважиной». Так называлась книжица про секс из моего детства, которую мы стыдливо передавали друг другу под партами, чтобы через нее приобщиться к чему-то запретному. Но, может быть, я ей все-таки перезвоню и соглашусь – при условии, что Биргит предварительно пришлет ко мне домой уборочную команду плюс команду по вывозу громоздкого хлама.

Одно из последних голосовых сообщений пришло от Ребекки. Я бы его слушал и слушал снова и снова, уже из-за одного того, что в нем присутствовало радостное волнение; у нее чуть не пресекался голос, что на слух было очень привлекательно, притом что, если честно признаться, в Ребекке вообще не было ничего, что я не находил бы привлекательным. Итак, ее голосовое сообщение я прослушал бы несколько раз подряд, но для этого мне пришлось бы заново проходить через все предыдущие сообщения, включая предложение с Homestory, а таким обширным досугом я не располагал. Ребекка среди прочего сказала: «Я так счастлива, я готова обнять весь мир».

Не лучше ли было бы вместо всего мира обнять меня, подумал я. Может быть, предложить ей это в субботу? Ведь в настоящий момент это было самое настойчивое мое желание – быть для Ребекки человеком особой важности, а для начала хотя бы Мужчиной минуты.

Два крайне подозрительных имейла

Вместо Ребекки и, опять же, вместо всего мира я обнял Мануэля, хотя ему – как четырнадцатилетнему – это было немножко неприятно, но тут уж ничем не поможешь.

Я рассказал ему про золотые дукаты Энгельбрехтов и про три новых анонимных благотворительных взноса, о которых он, естественно, был информирован уже лучше меня самого, ведь он был, в отличие от меня, человеком медийным, а в его школе пожертвования тоже были темой номер один, не в последнюю очередь из-за Пауля и денежного взноса для «Страны сказок». Я уже пользовался в его классе славой народного героя, кем-то вроде Че Гевары из Зиммеринга – к счастью, без фото и поэтому без портретов, отпечатанных на майках. Майки держались наготове для анонимного благодетеля.

– Кстати, ты еще не выяснил, кто это может быть? – спросил Мануэль.

– Нет.

– Какая-нибудь идея на этот счет есть?

– Нет.

– А подозрение?

– Нет.

– А предположение?

– Нет.

– Совсем никакой догадки?

– Никакой.

– Ты уже просматривал свои имейлы?

– Нет, а что?

– Может, он или она тебе написали.

– Для чего бы это ему? Или ей?

– Все время оставаться в тайне – это надоест, мне так представляется. Может, он или она хочет, чтобы ты догадался, кто он или она. Только ты и больше никто.

Это была типичная мысль Мануэля, то есть умная. И поэтому мы сговорились с ним на обмен: я не ропща пишу за него домашнее сочинение под названием «Домашняя работа делится поровну», эта тема была прямо-таки для меня. А он за это занялся моим почтовым ящиком в Интернете: сортировал запросы, отвечал на поздравления и отлавливал возможные скрытые сигналы и послания, которые содержали бы указание на благодетеля.

Когда мы управились с этим – я, кстати, вдвое быстрее, – он предъявил мне два подозрительных имейла. Первый был странно сформулированной просьбой об интервью для газеты-афиши «Люди сегодня» с таким текстом:

«Многоуважаемый господин Плассек, я хотел бы побеседовать с вами с глазу на глаз об анонимном «благодетеле». Если вы не захотите, воля ваша, это совсем не обязательно. Как бы то ни было, мы считаем, что было бы честно предоставить слово и вам. Само собой разумеется, наш разговор будет конфиденциальным, и состояться он должен самое позднее до понедельника. Касательно времени и места встречи выбор предоставляю вам, я подстроюсь. С дружеским приветом, Томас Либкнехт».

– Звучит так, будто он что-то знает, – сказал Мануэль.

– Или делает вид и хочет выпытать это у меня.

– Он поставил благодетеля в кавычки. Это выглядит странно. А то, что предоставить тебе слово он хочет только ради приличия, – вот это мне совсем не нравится.