«Дар особенный»

Наша наука о переводе исходит из убеждения в принципиальной переводимости произведений художественной литературы на иные языки прежде всего потому, что перевод рассматривается не как «копия», а как интерпретация. В настоящее время, разумеется, существуют переводы, которые, по современным представлениям, являются адекватными. Однако в случае отсутствия одного адекватного перевода

относительная адекватность может возникать на основе их реального сосуществования, их множественности, в отличие от единичности подлинника[91]

. Подобная «взаимодополняемость» достигается, как правило, лишь в переводах произведений малой стихотворной формы (в отличие от иных стихотворных и тем более прозаических жанров). Можно отметить, что с давних пор составители и редакторы прибегают к этому на практике, печатая одновременно несколько переводов одного и того же стихотворения, принадлежащих различным переводчикам (чаще всего один из них – в основном тексте, а другие – в составе примечаний или приложений)[92]. При этом необходимо учитывать, что речь идет о ситуации в значительной мере условной, о своеобразной исследовательской модели, необходимой в целях анализа. Реальное читательское восприятие, несомненно, исходит из такой же уникальности каждого перевода, как и подлинника. Своеобразный монтаж переводческих удач, к которому мы в данной статье вынуждены прибегать, ни в коей мере не является отражением процесса восприятия художественного произведения читателем, как правило не знающим подлинника. Для иллюстрации данного тезиса можно привлечь разнообразный материал, представленный в антологии «Испанская поэзия в русских переводах» (1-е изд. 1978; 2-е – 1984).

1

Несмотря на то что культурные отношения между Россией и Испанией возникли в XVI веке[93]

, М.П. Алексеев еще в 1931 году констатировал, что существующие русские переводы не дают достаточного представления об испанской литературе, одной из самых богатых литератур мира[94]. Наиболее сложным оказалось приобщение к сокровищам испанской поэзии. В XVIII веке, когда русская литература особенно интенсивно усваивала традиции западноевропейской поэзии, испанские поэты в силу ряда причин не могли иметь для нее такого значения, какое имели лирики Франции, Германии, Англии или Италии. Прежде всего сказывались эстетические вкусы современной Франции, с явным предубеждением относившейся к испанской литературе предшествующего периода. Свою роль сыграло и незнание русскими литераторами испанского языка. Как известно, проза легче поддается переводу «из вторых рук», чем поэзия, тем более что во «вторых», то есть французских, руках испанская проза и драматургия были представлены гораздо полнее, чем поэзия.

Отношение к испанской литературе, прежде всего золотого века, начинает меняться только в конце XVIII века. В полемике с односторонне негативной точкой зрения французских просветителей на роль Испании в европейской цивилизации родилась, например, работа аббата Джакомо-Мариа-Карло Денина (1731–1813) «Ответ на вопрос, чем мы одолжены Гишпании». Сразу после прочтения этого обширного мемуара в Берлинской академии труд был издан в русском переводе. Приведя многочисленные, в ряде случаев бесспорные примеры из области литературы, философии, юриспруденции, медицины, математики и так далее, автор попытался доказать, что «если бы Гишпания плодовитым своим воображением не подала случаев и образцов пиитам других народов, то бы Франция долгое время одно и то же повторяла»[95].

Вскоре на страницах русских журналов появляются первые переводы испанских стихов[96].