«Дар особенный»

Своеобразие этого верленовского импрессионистического пейзажа, все образы которого эфемерны и летучи, достигается не только редким во французской поэзии пятисложником, но и сплошной женской рифмовкой при различной системе рифмовки в самих строфах, и доминирующими в каждой из строф звуками – открытым «е» в 1-й, 3-й и 5-й, создающим впечатление однообразия, тоскливой монотонности и уныния, и гласной «и» во 2-й, и насыщенностью стихотворения словами, навевающими ощущение беспросветности и тоски, в ущерб тем немногим (5–6) вещественно-значимым словам, которые и можно только в нем насчитать[462]. Приведем первые две строфы этого стихотворения.

                              Dans l’interminable                              Ennui de la plaine                              La neige incertaine                              Luit comme du sable.                              Le ciel est de cuivre                              Sans lueur aucune.                              On croirait voir vivre

                              Et mourir la lune.

Перевод Сологуба, не будучи полностью адекватным оригиналу, тем не менее достаточно верно передает настроение и ритмический рисунок, и в то же время, за исключением нескольких откровенных и неудачных «подрифмовок» («Что ждет ваш полк»), русский поэт в целом честно следует за авторским замыслом и передает его близко к тексту, без особых потерь и замен.

                             В полях кругом                             В тоске безбрежной                             Снег ненадежный                             Блестит песком.                             Как пыль металла,                             Лазурь тускла.

                             Луна блуждала                             И умерла.(с. 53)

Перевод Брюсова менее удачен прежде всего потому, что уже первая строфа создает у читателя ложное ожидание ответа на загадываемую загадку.

                          По тоске безбрежной,                          По равнине снежной,                          Что блестит неверно                          Как песок прибрежный?[463]

Между тем у Верлена речь идет всего лишь о снеге, который блестит как песок. Если в переводе Брюсова первоначальный просчет скрадывает многие частные удачи, то в версии, осуществленной Н. Новичем, первая строфа задает тон, в достаточной мере отвечающий оригиналу.

                            Скукою в долине                            Безграничной веет.                            Снег во мгле белеет                            Как песок пустыни[464].

Однако эклектичная стилистика последующих строк (тут и «После жизни краткой / Умер месяц бледный», и «Дремлет лес могучий, / Головой качая») сводит на нет удачные находки.

Весьма показательна работа над переводами Сологуба, безжалостно забраковывавшего многие решения – метрические, лексические, синтаксические, фонетические – и упорно искавшего пути к адекватной передаче особенностей оригинала. В одном случае замены мотивировались стремлением устранить элементы чуждого Верлену высокого стиля (в стихотворении «Меня не веселит ничто в тебе, Природа» строка «Богатство, ни краса печального захода» (1, 38, 204) была заменена на «Заря, ни красота печального захода»), в другом – устранялась синтаксическая аморфность (в стихотворении «Алеют слишком эти розы» строки «В твоих движениях угрозы, / О, дорогая, мне измен» (1, 38, 387) заменяются на «О, дорогая, мне угрозы / В твоих движениях видны»). Первоначально при переводе стихотворения «Grotesques» в погоне за формальным соответствием Сологуб ценой смысловых утрат попытался передать звуковую игру 2-й строки 1-й строфы: «Но мрачный лик их людям лих» (1, 38, 39) (в оригинале – «Pour tous biens l’or de leurs regards»). Впоследствии он отказался от этой находки почти каламбурного свойства, перевел всю строфу нейтральнее и ближе к подлиннику. В ранней редакции 1-я строка верленовского стихотворения «II faut, voyez-vous, nous pardonner les choses» звучала абсолютно буквально: «Надо, видишь ли ты, кой-чему и прощать» (1, 38, 351). Все три окончательные версии, при некоторых отклонениях от «буквы» оригинала («Возлагать не будем друг на друга путы»; «Научися, мой друг, забывать и прощать»; «Знайте, надо миру даровать прощенье»), либо поэтичней, либо ближе по смыслу. Прекрасный пример того, как Сологуб, внося коррективы, последовательно улучшал перевод, являет его работа над верленовским «Калейдоскопом», окончательная редакция которого представляет собой несомненную переводческую удачу Сологуба. Первоначальный вариант 5-й и 6-й строф:

                  Букет увялый – речь минувших дней!

                  Публичный бал опять шумливым станет.                  Вдова кокошником свой лоб затянет,                  И замешается меж сволочей,                  Что там бродят с толпою забубённой                  Мальчишек и паршивых стариков.                  Публичный праздник треском бураков                  Потешится на площади зловонной.(1, 38, 415)

Окончательная редакция: