Дар царицы Савской. Абиссинское заклинание

— А если на одежду? — невольно спросила я, глядя на поношенную курточку, из которой Аленка явно выросла, вытянулась после болезни, просто журавлик какой-то.

— Тогда нужно все чеки прилагать и обосновать, почему мне это необходимо. Это он так страхуется, чтобы мама на себя эти деньги не тратила…

«Ну и скотина твой папа!» — подумала я, но вслух, разумеется, ничего не сказала.

— А мама говорит, что обойдемся мы как-нибудь, чтобы у него каждый раз разрешения не спрашивать, оттого и работает так много.

Тут мы вышли из подъезда, и дорогая машина сердито крякнула — мол, торопись, кулема, у меня времени нет.

По дороге домой я вспоминала вечно заполошную Дарью, которая мечется между работой и дочерью. Да уж, папочка небось и не навестил доченьку, пока та болела.

У меня самой отца никогда не было. Мама в ответ на мои детские вопросы смущалась и отводила глаза, а потом спрашивала, так ли нам с ней плохо. Так что я сама сообразила, что мужа у нее никогда не было и она решилась на ребенка от полного отчаяния и одиночества. Родила она меня в тридцать восемь лет, что по тем временам было поздновато.

Жили мы, конечно, бедно, но неплохо. Так что такого папашу, как у Аленки, я бы себе не желала. С другой стороны, хоть деньги какие-то платит, деньги и потом пригодятся.

Дома я взглянула на часы и поняла, что нужно торопиться, чтобы поспеть на этот самый форум.

Я тщательно накрасилась, почистила пальто как могла и решила, что обязательно нужно скрыть волосы. Повязала шарф — получилось как у мусульманки, еще привяжется охрана, мне такое внимание ни к чему.

Время поджимало, в безумной надежде я порыскала по шкафам и нашла темно-зеленый берет. Ага, на календаре видно, что берет этот был когда-то надет на Николае. Что это — тамошний африканский спецназ так ходит?

Вместо кокарды на берете была дырка. Я передвинула дырку так, чтобы она была над ухом, и прицепила туда перо, которое выдернула из африканской маски, понадеявшись, что охрана посчитает меня просто экстравагантной.

— Фамилия! — строго проговорил охранник в черном костюме, преисполненный чувства собственной значимости.

— Сударушкина, — ответила я и ткнула пальцем в краденый бейдж.

Он пробежал глазами по списку и кивнул:

— Есть такая…

Он хотел еще что-то сказать, может быть, потребовать у меня документы, но сзади подпирала очередь, и какой-то представительный дядька в золотых очках выразительно посмотрел на часы и недовольно проговорил:

— Нельзя ли побыстрее?

— Сейчас, Евгений Игоревич! — угодливо проговорил охранник и шикнул на меня: — Проходите, не задерживайте людей!

Я прошмыгнула внутрь, сдала пальто в гардероб и смешалась с толпой. В зеркале отразилась самая обычная молодая женщина в джинсах и черном свитере. Не считая берета, конечно.

До начала мероприятия оставалось еще полчаса, но людей было уже очень много.

Войтенко я нашла быстро — узнала его по фотографиям в Интернете. Он был мрачен и значителен, волевое лицо казалось вырубленным из камня или из большого куска дерева.

Когда я приблизилась, к нему с другой стороны подрулила шустрая журналистка и, вытянув перед собой обтянутый плюшем микрофон, затараторила:

— Господин Войтенко, вы можете как-то прокомментировать циркулирующие в городе слухи о вашей дочери?

Он повернулся к ней, грозный и внушительный, как статуя командора, и рявкнул:

— Без комментариев!

Журналистка еще что-то хотела сказать, но возле нее появился крупный парень с низким лбом и выпирающими сквозь пиджак мускулами и страшным тихим голосом проговорил:

— Вы чего-то не поняли?

На этот раз девицу как ветром сдуло.

Я поняла, что поговорить с Войтенко будет непросто… но другого выхода у меня нет. Нужно что-то придумать…

Я крутилась по залу, стараясь не удаляться от Войтенко далеко. Толпа все прибывала, к нему подходили какие-то люди — мужчины в хорошо сшитых костюмах, женщины чиновничьего вида (на этих как раз одежда сидела неважно).

Эдак мероприятие начнется, все рассядутся по местам, так меня и вовсе к нему не подпустят.

Наконец меня осенило. Сейчас или никогда!

Я подошла к Войтенко как можно ближе, протиснувшись мимо полноватого озабоченного типа с красной шеей, и окликнула, чтобы привлечь внимание:

— Андрей Витальевич!

Между мной и Войтенко тут же возник тот мускулистый парень с низким лбом пещерного человека, лицо его грозно нахмурилось. Но своей цели я добилась — Войтенко повернулся ко мне.

Я знаю, что, если ты хочешь, чтобы на твои слова обратили внимание, нужно говорить не громко, а, наоборот — тихо. Тогда твой собеседник поневоле начинает прислушиваться. Это мама меня научила, она-то прекрасно знает, каким образом нужно держать в повиновении класс, полный орущих шестиклассников.

Я понизила голос и проговорила на одном дыхании:

— Пожалуйста, сделай то, что они просят, тогда со мной все будет в порядке. Пока со мной обращаются хорошо, но все зависит от тебя.

В зале вдруг на мгновение стало удивительно тихо. Возможно, мне это только показалось, но в этой тишине мои слова прозвучали очень отчетливо.