– Нельзя так поступать, так вот, сразу, не надо было его трогать! – почти простонала Дарья. – Сегодня же Божий праздник, как ты не понимаешь?! Господь накажет, грех!
– Послушай, – перебил ее Микула, – я душегуб, тем живу, с того и кормлюсь, – произнес он мрачно, от чего по спине у Дарьи побежал мороз. – И сюда за серебро пришел убивать.
– Не правда, ты нас пришел защитить, – неуверенно произнесла Дарья.
– Да правда, правда, и ты об том ведаешь. Меня в аду уж черти заждались, а тебе в рай дорога настелена. Не увидимся мы там, – его голос дрогнул.
– Не правда! – возмутилась Дарья, подлетая к нему. – Не правда! – заглянула она в его желтые очи. – Не правда, ты хороший, – совсем тихо прошептала, потерявшись под его взглядом.
Оба поняли, что снова слишком близко сошлись. Микула напряженно втянул носом воздух. Дарья быстро отступила в тень угла.
– Как ты прошел мимо моих гридей?
– Девка твоя приказала меня впустить, – криво усмехнулся Микула. – Суровая, была б мужем, так в десятники б к себе позвал.
– Это она может, – признала Дарена. – Ты дядьку княжича убил, Евфимия погонит вас, ее власть сейчас.
Зачем она это говорит? Но слова сами слетали с губ.
– Погонит, так уйду, велика ли потеря, – безразлично пожал плечами ватаман.
Вот так, просто уйдет! А может он Ведана нарочно убил, чтобы быстрей восвояси убраться?! А уж Дарья себе возомнила, чего и нет, сколько можно-то обжигаться?!
– Легкой дороги, – угрюмо произнесла она, отворачиваясь, чтобы поджечь от чадящей лучины светец, слишком уж быстро наступал мрак.
– Поедешь со мной? – так же непринужденно, словно приглашал на саночках прокатиться, сказал Микула.
– Я со своей отчиной останусь, – гордо отозвалась Дарья, ощущая почти телесную боль от собственных слов. Он все же позвал, не так, как мечталось, но позвал, а она не смогла принять это приглашение. Он уходит и бросает ее град в беде, без войска, беззащитным, а ведь на него надеялись, кода отсылали в Рязань дружину. Пойти с ним – предать народ, память об родителях и дедах.
– Останься нас оборонить, – тихо попросила она.
– Доброй ночи, ладушка, – грустно улыбнулся Микула и вышел из горницы.
Уедет! Он уедет, навсегда! Навсегда. Слез не было, была только отупляющая тишина.
Глава ХХI. Нареченная
Вадим приехал ближе к полудню, Микула его терпеливо ждал и не спешил откликаться на призыв юного князя – явиться немедля пред светлые очи. Ватаману нужен был совет самого опытного из своих сотников. Перекинувшись парой словечек, они направились к княжеским палатам.
– Чаю, княгиня Евфимия восвояси отправлять нас будет, – криво усмехнулся Микула. – Дьячок наш, Терешка, тут напел мне, что полюбовниками они с покойным сокольничим были.
– Хочешь знать, что я про то думаю? – поднял седую голову Вадим. – Так и к лучшему, коли погонит. Уходить надобно, и чем быстрей, тем лучше. Не нравится мне это затишье.
– Дарья обидится, что в беде ее град бросаю, не поедет со мной, – вздохнул Микула.
– Коли повенчаетесь, так куда ей деваться. Муж велел, так водимая должна смиряться. Уж пред другой ты бы и раздумывать не стал, – Вадим и не пытался спрятать в бороде усмешку.
– Пред другой не стал бы, а здесь все кверху дном, – Микула и сам не мог понять почему робеет перед ладушкой. – Напридумывала себе чудо-богатыря, защитника, за того и держится, а как настоящего меня прознает… – он не договорил, лишь прикусил губу. – Я ей пытался об том сказать, а она словно и не слышит.
– Так, коли тебя из града гонят, чего ты сделать-то можешь, али гордости нет? Не нужна помощь Гороховцу, и не надобно. Должна понять. Они ж первые сейчас на ворота нам и укажут.
Все складно вел Вадим, а все ж грызло что-то изнутри, не давая полностью очистить совесть.
Предчувствия не обманули. Это было ясно по осунувшемуся, заплаканному лицу молодой княгини и взгляду, полному ненависти, с каким она встретила Микулу. Надо же, какое горе из-за сокольничего, по мужу так не убивалась?
Старая Евпраксия была мрачнее тучи. Зябко заворачиваясь в шубу, она особенно сегодня напоминала иссушенный ветрами пень. Промеж княгинь на княжеском столе сидел притихший Ярослав, испуганно поглядывая то на мать, то на бабку.
Микула поклонился, вопросительно уставившись на юного князя.
– Ваши люди убили нашего сокольничего, разбой учинив и грехи людские умножив, – срывающимся голоском проговорил Ярослав заранее заученную речь.
– Это я его убил, своей рукой, – Микула с вызовом надменно посмотрел в вспыхнувшее яростью лицо Евфимии.
– П-почто? – запнулся мальчик.
– Заслужил, – не стал уточнять ватаман.
– Нам такая защита не нужна! – вскочила с места Евфимия. – Вон убирайтесь, без вас обойдемся!
– Ты что творишь? Одумайся?! – попыталась одернуть ее свекровь.