Дар ушкуйнику (СИ)

– А куда мы идем? – раздраженно спросила она.

– Князя Ярослава проведать. Куда его спрятали?

– В горницах Евфимии. Отец Патрикей его грамоте учит.

– Вот и нам туда.

Дальше уж не разговаривали, только шли рядом. Большая горячая ладонь грела тонкую холодную ладошку. У входа в чужие покои Дарья все ж вырвала руку, Микула недовольно насупился, но настаивать не стал. В широкой людской Михалка бегал с детьми челяди под надзором няньки Вторицы. Он казался веселым и беззаботным.

– Дарена, Дарена, гляди, как я умею, – кинулся княжич махать коротеньким деревянным мечом. – Вот так всех поганых. На тебе, на! – начал он чертить воздух, борясь с воображаемым противником. – Ладно, да?

– Ладно, – улыбнулась Дарена, – крепким воином будешь.

– Это мне кметь твой подарил. Я матушке покажу, она еще не видела.

Сердце Дарены болезненно сжалось. Как ему сказать, да и надо ли? Дарья погладила белокурую макушку.

– Матушка же приедет? И Солоша?

– Ой, Михайлушка, пойдем кисельку попьешь, – проворковала Вторица, отвлекая мальчика.

В маленьких заплывших глазках читалось неприкрытое любопытство, нянька переводила взгляд с княжьей дочери на ватамана, едва заметно хмыкая себе под нос. Эх, не с кем сплетни перетереть! Ну, ничего, отпросится на торг, да побежит по кумушкам трезвонить.

А сумели ли они с Микулой сберечь тайну или, может, всем уж все ведомо? Да нет, ежели бы выплыло, то уж Дедята прибежал бы Микуле бока ломать.

За дубовым столом, ерзая на лавке, сидел Ярослав, тяжело вздыхая. Отец Патрикей бродил вокруг, мерным усыпляющим гласом произнося поучение.

– Ну, скажи ты им, ватаман, – обрадованно выскочил горе-ученик из-за стола, – зачем мне азы да буки эти царапать, коли к сечи надобно готовиться? Не до этого мне сейчас! А они пристали – учи да учи, – Ярослав с обидой глянул на Дарену, которая подпела бабке, что надо бы и грамоту повторить, давно уж за книги святые не садился и перьями не скрипел.

– Так князю и то надобно, как же без учения, – к досаде Ярослава, не поддержал его Микула. – Отче, – обратился он к Патрикею, – нам со светлой княжной переговорить с тобой с глазу на глаз надобно.

Дарья с Ярославом одновременно с удивлением уставились на ватамана.

– Я во Владимир не поеду, так и знайте! – по-своему растолковал все Ярослав. – Михалку я за собой не тянул, он сам напросился, вот его пусть и везут, а я здесь останусь. А дядька мне такой не нужен, я бабушку попрошу, чтоб ко мне другого дядьку приставили. Ты же обещал меня на мечах по-новгородски биться научить! – возмущенно высказал он Микуле.

– Ну, обещал, так научу, – улыбнулся Микула. – Решил – оставайся, твое право.

Ярослав сразу успокоился, выдыхая.

– Так я уж пойду, – отодвигая от себя навощенные дощечки и бересту, начал он пробираться к выходу.

– Ступай, – смилостивился Патрикей, для порядка хмуря брови. – Чего, грешники, надумали?

– Венчаться, – подмигнул Дарене Микула. – Сейчас хотим.

– Как это венчаться? – эхом отозвалась Дарья. – Нельзя нам, что ж дружина твоя скажет, ты же говорил…

– Сам я со своей дружиной разберусь. Батюшка, повенчай нас, согрешили. Каемся.

– Ну, пойдемте, – легко согласился старец, накидывая тулуп на худые плечи.

Вот так, просто все оказалось.

В нетопленной церкви было холодно. Дьяки спешно зажигали свечи, отец Патрикей ушел облачаться. Пара стояла в углу. Дарья с подозрением посматривала на Микулу. Почему вдруг решился, что изменилось? Не хотел ведь и не собирался, отнекивался недоверием дружины и тем, что сегодняшним днем следует жить, а завтра-то и нет, все зыбко. А Дарена и не просила, и даже не намекала, для себя она «завтра» тоже затворила. И что теперь? Успокоился, услышав весть о том, что войско тартарское пойдет возможно и не к Гороховцу, приоткрылась маленькая щелочку, всколыхнулась надежда, что удастся проскочить?

Дарья зябко куталась в шерстяной убрус, сквозняком вкруг лица вилась тревога.

– Что случилось? – тихо спросила невеста.

– Да ничего такого, – пожал плечами жених.

– Зачем же сейчас, может, подождать?

– А чего ждать? – приподнял Микула бровь. – Давно уж надо было то сделать.

– Но… Твои вои узнать могут, поймут, что ты…

– Не твоя забота.

– Да почему сейчас-то?! – Дарья кожей чувствовала, что здесь что-то не так, но уловить, в чем подвох не могла.

– Сказал же, совесть замучила. Честной женой хочу тебя сделать, – проворчал Микула.

– Две седмицы не хотел, а тут вдруг захотел, вот так, сразу?

– Да бывает так, видно ангел меня по макушке стукнул, – сощурил он желтые очи. – Нешто ты за меня замуж не хочешь?

Хотела ли она за него замуж? Хотела. Обижалась ли, что замуж не зовет? Обижалась, злилась, грустила, и отдавалась то с яростью дикой кошки, то с отчаянной нежностью. Что же мешает сейчас просто сказать: «Хочу»? Что мешает? Поруганная гордость. Не хотелось, чтобы звали в жены из жалости, словно кость голодной собаке кидали, мол, куда ж деваться, вот женюсь.

– Мне того не надобно. Я тебя об том не просила, – раздраженно бросила Дарья, отворачиваясь.