Ещё несколько минут — и Фолинор, вновь в человеческом обличье, стоит на выступе перед входом в одну из пещер, снова держа меня на руках. Решительно войдя внутрь, он вскоре оказался в одной из комнат — просторной, с большой, высокой и даже на вид мягкой кроватью. Я огляделась, в льющемся из широкого окна лунном свете замечая ковры на полу и стенах, большое зеркало над маленьким столиком, уставленном разноцветными пузырьками, полки с книгами, лёгкую, почти прозрачную занавеску на окне, которую чуть колыхал ночной ветерок.
— Где мы? — шепнула я.
— Я приметил эту комнату, когда мы очищали кладовые, — пояснил Фолинор. — И сразу представил нас здесь, вместе. Тебя, с распущенными волосами, разметавшимися по подушке, лежащую передо мной на этой кровати… ты распустишь для меня волосы, жена моя.
— Да, — кивнула я, не раздумывая. Раньше он не просил меня об этом, только один раз, давно, сказал, что когда-нибудь… Я дёрнула за ленту, развязывая её. — А почему ты раньше не приносил меня сюда? Здесь гораздо теплее и уютнее, чем на Скале Солнца.
— Я сам, можно? — посадив меня на кровать и перехватив мои пальцы, которые уже начали расплетать косу, попросил Фолинор. — Я так давно об этом мечтал. — Его пальцы ловко начали распускать мои волосы. — А почему не приносил? Потому что просто не удержался бы, пошёл дальше. На Скале Солнца я всё же сдерживался, алтарь с Камнем Судьбы служил мне напоминанием, что я пока не имею на это права. Но теперь, когда ты — моя жена…
Он не договорил, но я и так поняла, видя, какими горящими глазами он на меня смотрит. Мой муж. Мой золотой дракон. Могла ли я ещё месяц назад хотя бы просто мечтать об этом? Нет. Но это случилось, каким бы чудом мне это не казалось — мы женаты.
Распустив мои волосы, Фолинор вновь начал меня целовать. Я с жаром отвечала на его поцелуи, чувствуя, как руки дракона понемногу снимают с меня одежду. Наверное, нужно было бы застесняться, но ласки, которые доставались моей голой коже, были такими приятными, что я забыла о стыде. И не заметила, как оказалась совершенно раздетой, лежащей на кровати, а мой муж лежал рядом со мной, творя волшебство своими умелыми руками и губами. Многие ласки были мне уже знакомы, но прибавились новые. Фолинор ласкал и целовал все места, прежде скрытые одеждой, и я стонала от удовольствия и извивалась на гладких прохладных простынях, желая ещё, ещё…
Боль заставила меня вынырнуть из сладкого дурмана, я вскрикнула и дёрнулась, но Фолинор поцелуями и ласками заставил меня забыть о боли, а когда она стала стихать, вновь начал двигаться, и понемногу я стала чувствовать, что это приятно, очень приятно. Через пару минут Фолинор застонал и излил в меня своё семя. А потом скатился с меня и притянул в свои объятия, поглаживая и целуя в макушку.
Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, отдыхая и стараясь отдышаться. Я подумала, что зря не верила раньше подругам, что от блуда, ой, то есть, секса, может быть так приятно. Раньше это казалось мне чем-то гадким, наверное, потому, что если и представляла рядом с собой мужчину, то кого-то вроде Годфрита или вдовца Идгара. Меня чуть тошнить не начинало, когда я думала, что папенька согласится отдать меня одному из них, и придётся ложиться с ними в постель и позволять делать всё это с собой.
Но я и представить не могла, что это окажется так замечательно. Ласки Фолинора, то, что он со мной делал — только приятно, и ни капельки не стыдно и тем более — не противно. Наверное, так и должно быть, когда рядом тот, кого любишь. И когда он так умел и заботлив, как мой муж. Ой, мамочки, муж! Я замуж вышла! До сих пор не верится.
И теперь он мой. Навсегда. И чем я заслужила такое счастье? Не знаю, но рада, так рада, что просто слов нет. Вот оно, счастье моё, большое, тёплое, вспотевшее, тяжело дышащее, лежит рядом и сжимает меня в объятиях, как самую большую драгоценность. Я крепче прижалась к своему любимому дракону. Никому не отдам!
— Девочка моя, прости, я сделал тебе больно, — отдышавшись, шепнул Фолинор мне в волосы.
— Так первый раз всегда же больно, — пожала я плечом. — Подружки вообще такие страсти рассказывали — жуть. А оказалось — ничего, терпеть можно. Палец порезать больнее. Зато потом было прия-а-атно, — и, счастливо улыбнувшись, я потянулась, словно кошка, потом вдруг поняла, что совсем голая и, ойкнув, съёжилась и прикрылась руками.
— Не надо закрываться, — тихонько засмеялся Фолинор и, отведя мои руки, положил их себе на грудь, которую я тут же стала оглаживать, восхищаясь его сильным телом. — И я рад, что тебе было приятно. Хотя, конечно, настоящего удовольствия ты не получила. Пока не получила.
— Разве? А что, есть что-то ещё? Ещё приятнее?
— Есть. Только в первый раз сложно получить настоящее удовольствие, боль сбивает весь настрой. Но когда у тебя всё заживёт, я покажу тебе истинное наслаждение.