Дара. Анонимный викторианский роман

Трапеза проходила в молчании. Когда все было съедено, я спросила миссис Квирк, не нужно ли ей помочь с мытьем посуды. Не получив никакого ответа, я сказала, что хочу подышать свежим воздухом и, если она не возражает, прогуляюсь вокруг фермы. Услышав мою просьбу, Билли поднял со скамьи свое огромное тело и сказал:

— Я тебя провожу.

Тут его мамаша немедленно вмешалась:

— Билли, милый, смотри, только недолго. Тебе надо лечь пораньше. Завтра тебе предстоит трудный день.

Видно было, что она мне не доверяет и не хочет оставлять наедине со своим драгоценным сыночком. Но она зря тревожилась — этот огромный, неуклюжий мужлан меня совершенно не привлекал. Я предпочла бы, чтобы он вовсе оставил меня в покое, но он уже стоял в дверях, дожидаясь, пока я выйду, видимо, твердо решив составить мне компанию.

— Сюда, — сказал он, когда я вышла за дверь, и зашагал к сараю, стоявшему недалеко от дома. Я догнала его, только когда он остановился перед открытой дверью, и уже хотела извиниться и пойти прочь, как вдруг он обхватил меня своей ручищей и с чудовищной силой втолкнул внутрь.

Я попыталась устоять на ногах, но пошатнулась и навзничь упала на груду сена. Для человека его размеров он действовал поразительно быстро. Он перевернул меня на спину и всей тяжестью опустился на меня, так что я едва не задохнулась. Он задрал мне юбку, накинул ее мне на голову и, с силой раздвинув мои ноги, встал на колени у меня между ног. Я оказалась в полной темноте и стала изо всех сил пытаться сдернуть с головы юбку, как вдруг закричала от боли — он грубо вдавил два толстых пальца, огрубевших от тяжелой работы, в мое нежное влагалище.

Он неуклюже рылся внутри меня своими лапами, будто выискивал что-то в глубине моей дырочки, причиняя мне боль и заставляя меня дрожать от отвращения и собственного бессилия. Вдруг дверь сарая распахнулась и я услышала крик его матери: «Билли, ты где?»

В этот момент мне удалось освободить лицо, и я увидела, как она большими шагами направляется к нам. Подойдя, она дала Билли увесистую затрещину и приказала ему немедленно возвращаться домой.

— А что до тебя, подстилка подзаборная, то держи свои грязные лапы подальше от моего Билли! Он уже помолвлен с порядочной девушкой с соседней фермы! Тебе тут делать нечего. Она уже двинулась было к выходу, и я, натянув юбку на колени, хотела подняться на ноги, но она обернулась и добавила: — Завтра же утром чтобы ноги твоей здесь не было. И не вздумай задержаться.

Ее ярость настолько ошеломила меня, что я еще с минуту пролежала на куче сена, не решаясь встать.

Я еще немного побродила вокруг и, преодолевая отвращение, вернулась к дому — в моих обстоятельствах ничего другого мне не оставалось, Когда я вошла, она злобно уставилась на меня, все ее мышцы были напряжены, как перед схваткой. Мужа и сына не было, они, конечно, уже спали.

— Иди за мной, — прошипела она и провела меня по коридору в спальню. Прежде чем прикрыть за мной дверь, она проворчала: — И запомни, завтра, как проснешься, чтобы не было в этом доме ни тебя, ни сумки твоей, ни шмоток.

Надо отдать должное хозяйке, комната была безупречно чистая и отлично обставленная. Из крупной мебели в ней стоял умывальник и тяжелая двуспальная кровать. Я быстро разделась и надела ночную сороку. Вдруг мне пришла в голову мысль, что Билли вполне способен подстеречь меня по дороге в Кливленд. На то, чтобы подготовить губку, у меня ушли считанные секунды, и я, присев на корточки, быстро засунула ее в свою щелочку. Быть изнасилованной — это и само по себе достаточно неприятно, но представить себе, что этот мерзкий грубиян станет отцом младенца, который будет шевелиться у меня в животе, — совершенно невыносимо. Потом я вспомнила о двери и удостоверилась, что она крепкая и заперта на надежный замок, на случай, если ему вздумается гулять по ночам.

Наконец я забралась в кровать и, погрузившись в мягкие объятия перины, уже хотела притушить стоявшую на тумбочке масляную лампадку, но вдруг услышала за окном какой-то шум.

Я решила встать и проверить в чем дело, но едва я спустила ноги с постели, как окно распахнулось настежь и через подоконник свесилась одетая в бриджи толстая нога, а за ней и все массивное тело Билли. Я даже не успела закричать, потому что он одной лапой ухватил меня за волосы и, запрокинув мне голову, другой крепко зажал мне рот.

— Веди себя тихо. Если только попробуешь поднять шум, я тебя так разукрашу, что сама себя не узнаешь, — пригрозил он. Озираясь вокруг и еще больнее и крепче зажимая мне рот, он прорычал: — Так ты будешь вести себя тихо?

Его голос звучал так угрожающе, что я поспешно кивнула в знак согласия.

Если я закричу, думала я, его мать снова обвинит во всем меня и выкинет на улицу в темноту и холод. В подобных случаях девушкам всегда приходится худо, и часто им вменяют в вину, что это они сами поощряют мужчину и направляют его. Так было всегда и так будет. Общество презирает и отвергает даже тех девушек, которые подверглись изнасилованию в самых грубых и жестоких формах.