Светлана пригласила всех на ужин. За столом мы все говорили только на одну тему: моделировали ситуацию прихода комиссии. Все задавали мне самые разные провокационные вопросы, а я пыталась сыграть в свою пользу. Но то прокалывалась на глупом ответе, то сбивалась с дыхания и сканер показывал положительный результат, то сам вопрос ставил в тупик.
В какой-то момент я просто упала лбом на стол и затихла. И все замерли.
– Дари?– костяшками пальцев легонько постучала Лада по моему затылку.– Есть кто дома?
– Ничего не выйдет!– выдохнула я, не поднимая головы.
– Дари, соберись! Ну что с тобой?– строго сказала она.
– У меня не получается, ты же видишь!– рассердилась я, но не на нее – на себя.– Всё было хорошо, даже с тем хомони я справилась. Но сейчас опять чувствую себя ни на что не годной. Я могу напридумывать всё, что угодно, но как все это отразится на семье?
– Значит, надо придумать такие ответы, которые будут полуправдой, чтобы вроде бы ты и не обманываешь, но все же даешь себе худшую характеристику… Эх, проблема в том, что ты слишком правильная и положительная…
Я так устала и была расстроена, но смех Антона и Светланы на эту иронию отчего-то рассмешил и меня. Насмеявшись, я вытерла слезы с глаз и посерьезнела. Лада обняла мою руку и положила подбородок на плечо.
– Ты что?– обняла меня Светлана с другой стороны.
– Смеяться – кажется преступлением,– снова ощутив тяжелый ком в груди, прогоняя лицо Лю Мин из мыслей, проговорила я.
– Какие глупости, милая! Ты живой человек. Ты должна смеяться, радоваться. Без этого нельзя жить…
– И ты такая красивая, когда смеешься,– заметил Антон, глядя на меня внимательным и добрым взглядом.
Я натянуто улыбнулась и откинулась на спинку стула.
– Я пойду заниматься,– отчего-то смутился Антон и поднялся из-за стола.
Я проследила, как парень вышел из столовой, и посмотрела на остальных.
– Ладно, что мы можем сказать обо мне, такой «хорошей и правильной», чтобы загнать в тупик комиссию?– иронично выделила я свои добродетели.
И потом мы до самого глубокого вечера «разбирали меня», что называется, по косточкам, чтобы придумать полуправдивые ответы на разные вопросы комиссии, примеры которых приводил Джон из своего секретного списка. Мы и смеялись, и плакали – всё казалось чем-то не реальным. А завтра наступало с каждой минутой.
– Главное – не завалиться на индивидуальном блоке вопросов,– вертя чашку с чаем, сказал Джон.
– Что это значит?– чуть не упала со стула я, вытянувшись в его сторону.
Джон подпер голову ладонью и ответил:
– В конце комиссия может задать любые вопросы на свое усмотрение, если почувствует какой-то подвох.
– Значит, не должна почувствовать!– решительно заявила Лада.– Дари, тебе нужно быть убедительной! Не дави на жалость, покажи, что ты не раскаиваешься из-за того, какая ты нехорошая,– и Лада изобразила кавычки пальцами в воздухе.
Мне бы ее уверенность…
Сегодня Лада не отпустила меня домой одну, а проводила до самого порога. Я была уставшей и опустошенной, с ощущением того, что завтра и вовсе не настанет. Просто будет одна длинная, длинная, длинная ночь…
Перед дверью Лада повернула меня к себе и серьезно произнесла:
– Только не смей говорить про то, что ты завалила итоговый тест. Накажут не только тебя, но и твоего преподавателя за то, что он тебе помог его пересдать. А хуже того, если Босгорд проиграет торги, ты не сможешь попасть на КНИС.
– Я готова пожертвовать КНИСом, если он проиграет,– отрешенно заявила я: казалось, терять уже нечего.
– Я бы тоже тебе так посоветовала, если бы это было наверняка! Дари, не делай глупостей, прошу тебя!– уговаривала Лада.– Это притянет кучу проблем!
– Буду смотреть по обстоятельствам,– с равнодушием ответила я.– А ты лучше не приходи с утра. И Антону передай, чтобы не совался. Мне нужно собраться с мыслями.
– Не придем. Но как только с тобой закончат, сразу дай знать,– строго потребовала Лада.
– Дам.
– Люблю тебя, Дари,– обняла подруга и не отпускала целых пять минут. Обычно так долго ее не заставишь обниматься.
– Всё, убирайся,– устало сказала я и отстранилась.– До завтра.
Лада молча кивнула и ушла.
Я легла на кровать, сложила руки на груди и уперлась взглядом в потолок. В голове стало пусто. Полная апатия. Я начала дышать, как учил Джон, и следить за малейшим напряжением в теле.
А ночь была долгая… долгая… долгая…
Утро наступило незаметно. Казалось, я закрыла глаза, открыла, а день уже настал. Мой двадцатый день рождения.
На коммуникаторе мелькало уведомление о множестве сообщений. Но я открыла лишь одно – от Пауло. Поздравление, как всегда, было красивым и добрым. И я скучала по нему так, как никогда в жизни.
Чуть помедлив, я открыла и сообщение от ненавистного хомони и с презрением прочитала его почти поэтичные признания. Он откровенно радовался этому дню и тому, что после окончания заявок сможет свободно посещать меня без каких-либо осуждений.