Дыхание помогло сосредоточиться. Конечно, ответ Босгорду написала с неспокойным сердцем, но справилась. Джон донес-таки до моего слишком «правильного» разума, что переписка – это самое идеальное средство для обмана: есть возможность взять паузу, подобрать слова, стереть ненужное, ведь никто не видит тебя, а все сомнения адресата станут лишь домыслами. Я выразила признательность за поздравления и вполне вежливо сообщила, что слишком много дел впереди, поэтому не смогу уделить ему должного внимания. И как это «мило», что Босгорд отнесся с пониманием.
Швырнув коммуникатор под кровать, я пошла в душ.
Под струями теплой воды я стояла целую вечность, боясь выйти из этой маленькой комнатки в огромный мир, потому что возникло непреодолимое чувство, что от меня уже ничего не зависит.
Несмотря на то, чему научил Джон, я все еще была на перепутье: с одной стороны, если достанусь Босгорду, то не переживу, с другой – будет гораздо хуже, если меня определят, как непригодную к браку, потому что жертв станет больше. Моя семья будет опозорена. Сестер вообще могут не включить в список претенденток на торги. Надо мной станут смеяться, меня перестанут уважать, мало кто захочет продолжить общение со мной, а значит, и с моей семьей. О гамони и хемани я и не говорю. Но вот люди… Даже если свои понимали, что это неправильно, то мнение большинства (и в первую очередь кодекс хомони) не позволит им разрушить устоявшийся порядок. Мне не хотелось жертвовать собой, но и близкими тоже. Выбор был несправедлив. И я не могла заставить себя выбрать.
Я вышла из ванной, когда в дверь постучали. Кисло посмотрела на зеленое платье, аккуратно разложенное мамой на кресле, и надела свои домашние штаны и растянутую майку с рисунком розового муравья.
– С днем рождения, солнышко!– вошла мама с красивым пирожным в руках и сразу расстроилась.– Ты не надела платье?
– Спасибо, ма,– вымучено улыбнулась я, ведь совсем было не до веселья.– Время еще есть, не хочу его помять.
– Уже девять, а ты еще не спускалась. Там подарки принесли от Хворостовых и Савельевых. Может, позавтракаешь перед…– мама запнулась и протяжно вздохнула. Волновалась.
– Перед приходом комиссии?– бодро закончила я вместо нее.
– Я знаю, что тобой очень заинтересовался этот хомони из семьи Босгордов, но все равно страшновато,– скрывая дрожь в голосе, прошептала она.– Вдруг появится кто-то другой…
«Уж лучше, чтобы появился!..»
Но вместо этих слов я обняла маму и ответила:
– Перестань, все будет хорошо!
Она так и замерла с пирожным в руках, смиренно вздыхая, словно уже зная, кому отдает. Я ласково гладила ее по спине и смотрела в окно, а саму будто в омут затягивало полное до онемения мышц равнодушие.
Я давно знала, как это случится. Отец откроет дверь и пригласит войти группу мужчин и женщин, одетых в зеленую форму. Я буду сидеть на диване со сложенными на коленях руками и смотреть прямо перед собой. Пятеро представителей комиссии сядут напротив, а один – рядом со мной. Они будут задавать вопросы, я – отвечать честно без времени на раздумья. Родители будут стоять в стороне и молчать. На их лицах будет выражение, говорящее, что всё происходит, как и должно быть, – вежливость и согласие. А в глазах мамы – беспокойство.
Только вот сегодня не смогу быть честна – я буду лгать. И если солгу фальшиво, то они сразу узнают об этом, потому что чип контроля выдаст им мою психофизиологическую реакцию. Но меня тренировали профессионалы. И это испытание неизбежно. В любом случае меня ждет наказание. Поэтому я выбираю путь сопротивления до последнего. Потому что так у меня есть хотя бы слабая надежда на спасение…
Едва я закончила завтрак, как в дверь позвонили. Папа вышел из столовой, а мама кивнула на мою одежду, мол, «беги оденься», и тоже вышла. Но я никуда не пошла, а закрыла глаза и начала дышать. Через несколько минут меня окликнул папа.
Я вытерла желтый соус с пальцев о майку, на нее же медленно вылила остатки крепкого чая из своей чашки, поднялась, отыскала на полке с чистящими средствами серую присыпку для удаления пятен с плиты и, намочив кончики пальцев, окунула их в смесь. Затем вытерла руки о светлые брючины и посмотрела на ногти. Вид был такой, будто я регулярно копаюсь в грязи: под ногтями черным-черно. На ходу в гостиную я потянула за резинку на волосах, но не до конца. Половина прядей выпала, а половина осталась висеть в растрепанном хвосте.
Как всё это пришло в голову – сама не знаю.
Мой вид шокировал маму. Папа просто онемел. Но никакого чувства вины я не испытала. Спокойно прошла к стулу, который поставили специально для меня перед диваном, и рухнула на него, как с разбега. Пять пар светящихся огнем глаз обратились ко мне. Шестой оказалась женщина. Она же приблизилась со спины и включила сканер, тем самым активировав мой чип контроля. Она не очень красивая для хомони и уже довольно старая, но я могла хотя бы смотреть на нее и обращаться в случае необходимости.
– Приветствуем, Дарья Викторовна Ласо!– не дожидаясь моей вежливости, проговорила женщина и присела в кресло справа от меня.