Дарители жизни

Прасковья Яковлевна рассказывала, что в молодые годы Павел Федорович сильно пил горькую, а после войны остепенился. Расстрел на него повлиял. Борис Павлович был свидетелем тому, как прадедушка спасся от расстрела. Когда всех людей согнали в кучу и окружили, Павел Федорович зашептал молитвы. Он потрясал поднятыми вверх руками и широкими жестами крестился, глядя в небо. Тут немцы начали из пулеметов стрелять по толпе, а прадедушка припадет к земле на время стрельбы, а потом опять поднимается и крестится, обращаясь к Богу. И так несколько раз. Тогда тот, кто командовал карательной операцией, остановил стрельбу и вывел Павла Федоровича из толпы.

— Иди домой, старик, — немец выдернул его из толпы. — Бог услышал тебя.

На кусок хлеба прадедушка Павел зарабатывал плотничеством. Зная, что надеяться не на кого, он изготовил себе гроб и хранил на чердаке. Бывало, напившись, прятался в него от бабки.

Ушли они с бабушкой друг за другом незаметно и, конечно, хоронили их Борис Павлович и Прасковья Яковлевна — за неимением другой родни.

Алексей Федорович в молодости водил гурты — скупал скотину у населения и сдавал на мясокомбинат. С возрастом ему трудно стало ходить по 30 км в день, и он занялся хлебопашеством. У него была своя земля. Он выращивал урожай, затем брал в аренду молотилку, веялку и получал зерно. Все это делалось не на току, а во дворе его дома. Прасковье Яковлевне, когда она была маленькой и крутилась возле старших, нравились эти занятия, она с удовольствием помогала дедушке и бабушке.

Ирина Семеновна, после того, как у них забрали пекарню, пекла хлеб дома и продавала людям. Все делала вручную, и Прасковья Яковлевна у нее научилась хлебопечению, запомнила многие рецепты.

Алексей Федорович, руководящий зерновыми запасами семьи, высчитал, что до нового урожая надо было оставлять по 12 пудов зерна на человека — на прокорм. Пуд — это старая русская мера веса, равная 16,38 кг. Значит, 12 пудов = 196,56 кг, то есть почти два центнера на человека. Если в семье было 5 человек, то на прокорм до нового урожая надо было заготавливать одну тонну зерна.

Были также у деда Алексея пара лошадей и бричка. И в свободное время он занимался грузовыми перевозками.

У Алексея Федоровича и Ирины Семеновны было много детей. О них будет написано ниже.

Ирина Семеновна (1869 – 07.09.1953)

Ирину Семеновну Хассэн в семье Прасковьи Яковлевны называли просто прабой. Итак, у нее с мужем было много детей. Ниже приведены короткие данные о них.

Елена — 1894, единственная дочь, необыкновенная красавица; была замужем за Иваном Кировичем Бабенко, у которого отец был слепой на один глаз; имела детей: Ивана, что с Лидией Рощиной родил Люду и Николая; Павла, имевшего дочь с Майкой Хлусовой; Лиду, инвалида детства, красавицу с ярко выраженной еврейской внешностью, хорошую портниху; дочь Марию, что стала матерью Любови Грибовой; сына Алексея, который женился на Марии Тищенко и стал отцом Таи; Тая была очень красива, похожа на свою бабушку Елену; зная об ассирийском происхождении Бориса Павловича, она называла Любовь Борисовну Креолкой, но та не обижалась.

Яков — 18.02.1896 – 08.03.1943.

Семен

— 1898 – 1967.

Иван (1900 – ?) — в войну был полицаем, осужден за это, после смерти Сталина реабилитирован; его дети: Женя, замужем за военным; Галя жила в Белоруссии; Лида вышла замуж за индуса, проживала сначала в Индии, а позже в Запорожье.

Иван был влюблен в Марию Неумываку, а его родители не дали согласия на этот брак. Казалось бы, он не первый и не последний столкнулся с родительским несогласием. Многим выпадала такая участь, но одни шли напролом и поступали по-своему, тогда родители уступали им — чего же было делать… А другие смирялись и впоследствии даже благодарили родителей за своевременное вмешательство. Иван выбрал третий вариант — подлый и малодушный, он покорился воле родителей, отступился от Марии и женился на ее сестре. Но затаил в душе обиду на родителей и впоследствии кровно отомстил отцу и родному брату…

Интересна история его возлюбленной Марии. Она приходилась также родной сестрой бабушке Баранихе (прозвище), жене Ивана Бараненко (старого Доды), от нее-то и известна эта история. Бабушка Бараниха была маленькой сухонькой старушкой, согнутой в поясе под прямым углом. Она шустренько ходила по земле, опираясь на палочку, но спины разогнуть не могла и смотрела не по сторонам, а в землю. Такой ее запомнила Любовь Борисовна. А когда она сидела на скамеечке, то внешние дефекты исчезали, и она могла спокойно смотреть на мир.

Они с дедом Иваном жили долго и дружно, любили своих детей, которых было по тогдашним меркам не так много.

Это была Фрося Ивановна, мать Евгения Хохленко (его жена — Тамара Халимоненко). Почему такая фамилия у ее сына, не знаю — замужем она никогда не была; работала заведующей славгородским почтовым отделением.