Дарители жизни

В Илларионово Прасковья Яковлевна пришла уже в темное время, и просто пошла туда, где светились окна. На стук ей сразу же открыли и впустили в дом, где жила хозяйка со взрослой дочерью, приветливо приняли на ночлег. Не дожидаясь вопросов-расспросов, Прасковья Яковлевна сама рассказала, кто она, откуда и куда идет. Рассказала о своей семье, об отце, о его работе и больших заслугах перед односельчанами и по разведению садов, и по устройству ставка с рыбой.

— Господи, да что же ты сама там сделаешь? — запричитала хозяйка. — Да еще молоденькая такая и хрупкая, как стебелек. Ой, горе, горе…

Побеседовав с Прасковью Яковлевной, посочувствовав, снабдив своими советами да добрым словом, добросердечные женщины положили ее спать на теплой лежанке, постелили под бока мягкий тюфячок.

Утром они застали свою ночлежницу в слезах — за ночь ее натруженные ноги распухли так, что обуть свои сапоги она уже не могла.

— Ну, что ж, деточка, крепись. Идти-то все равно надо. Оставляй свои сапоги у нас, — решила хозяйка, подавая ей глубокие резиновые калоши, — а сама обувай вот это. Только портянки наматывай хорошо, да увязывай их, чтобы не растрепались при ходьбе, а то намучаешься. Умеешь?

— Умею, — сказала Прасковья Яковлевна. — Спасибо вам.

— На обратном пути, пошли господи тебе удачу, зайдешь за своими сапогами и мои калоши вернешь.

И Прасковья Яковлевна отправилась дальше. Первые километры дались с очевидным трудом — сильно болели не успевшие отдохнуть ноги. Снова вышла на железнодорожное полотно и пошла по шпалам. Ох, уж эти шпалы — как выручали они сельских людей в непогоду, да и просто спасали в бездорожье и до места помогали добраться без блужданий любому из пеших странников.

Поднявшееся солнце принялось почти по-летнему обогревать землю, от чего воздух к обеду прогрелся и заструился вверх прозрачными струями. На переездах Прасковья Яковлевна видела, что далеко за посадками во все стороны простирались убранные поля, над которыми колыхалось марево — обманчивое степное море с купающимися в нем осенними отавами.

В этих роскошных травах наверняка прятались жаворонки, ближе к водоемам важно расхаживали большие осторожные дудаки. Это были легендарные птицы, славившиеся своей осторожностью, почему их и не каждый мог видеть. Что только о них ни говорили! А на самом деле это были очень крупные птицы, достигающие иногда в весе до 20-ти килограмм. Жили дудаки (дрофы) семейными группами, встречались стаи по 40-50 птиц. Врага замечали издали и сразу же предпочитали уйти, а во время кормежки выделяли охрану. Скота они не боялись, даже паслись рядом со стадами. Бегали очень быстро, дудака не на всякой лошади можно было догнать, умели летать, но сравнительно тихо и тяжело, пролетать большие расстояния не могли. Дудаки обладали недюжинной силой, от врага отбивались активно, поражая его как крепким клювом, так и ногами, нанося при этом очень серьезные раны, которые для некоторых хищников оказывались смертельными.

А на неудобьях, где оставались участки целины, вспархивали и скользили над землей пестрые стрепеты. Это были птицы тоже из семейства журавлиных, но мельче дроф, величиной с курицу.

Повсеместно в этих отавах нет-нет да и слышался одинокий голос перепелки, вещающей «спать пора, спать пора», хотя до вечера оставалось еще много времени.

Прасковья Яковлевна радовалась, что решилась устроить своему отцу побег из концлагеря, и спешила, понимая, что лучше всего помочь с этим в первые дни пленения, хоть и не знала, как давно он находился в заточении. Хотелось думать, что недавно, что с первых дней смог сообщить домой о своем местонахождении. А правила организации побега знала потому, что ее муж, Борис Павлович, до войны вел с заводскими допризывниками уроки по задержанию противника, нарушителя границы или диверсанта, а она, интересуясь делами мужа, иногда помогала ему писать конспекты.