Дарвин

Сам он заканчивал «усоногих». Гукеру, 25 сентября: «Описав серию форм как отдельные виды, я рвал рукопись и делал из них один вид, снова рвал и делал их отдельными, а затем опять объединял; я скрежетал зубами, проклинал все виды и спрашивал, за какие грехи я осужден на такие муки». 21 октября наконец получили землю и здание под школу, начали строительные работы. А 30 ноября в Королевском обществе Дарвину вручали Королевскую медаль, высшую ученую награду в Англии (по совокупности заслуг: геология и усоногие). Был вне себя от радости, переволновался, после банкета слег. Зимой 1854 года оправился, ездил к Уильяму и сестрам, весной стал часто бывать в Лондоне по издательским делам и совсем ожил, 29 мая рапортовал Гукеру, что, оказывается, приятно жить в столице и вести светскую жизнь, что обеды в клубе «чудесно сказались на желудке» и что «выпивать побольше кларета очень даже хорошо».

Семь лет назад он из-за болезни отказался стать членом Философского клуба, основанного молодыми учеными. Теперь вступил. Молодежь завоевывала места под солнцем: Хаксли, год назад безработный, получил должность профессора естественной истории в Горном училище, Джон Тиндаль, самый блестящий из физиков, преподавал в Королевском институте, вместе с Хаксли вел научный отдел в журнале «Вестминстерское обозрение», Гукер был назначен помощником директора ботанического сада в Кью. 45-летний Дарвин оказался ближе к ним, чем к своему ровеснику Оуэну. Он ходил на заседания Философского клуба с удовольствием, но ничего созвучного своим идеям не услышал. Старики были ортодоксами в вопросе о том, как на Земле появились рыбы, птицы и звери, это нормально; но то, что молодые разделяли их взгляды, похоже, испугало его. Может, не они, такие блестящие и умные, ошибаются, а он? 26 марта, Гукеру: «Как ужасно будет, если, когда я соберу все свои заметки о видах, это окажется пустышкой». 2 сентября, Хаксли (прочтя его рецензию на «Следы» Чемберса): «Вы чересчур строги к бедному автору. Мне кажется, что книга за неимением лучшей все же прививает читателям вкус к наукам. Но я, вероятно, несправедливый судья, ибо думаю о разновидностях почти столь же неортодоксально…» Возможно, он хотел услышать в ответ что-то обнадеживающее. Но Хаксли не заинтересовало, что он там думает. Будущий «бульдог Дарвина» был непоколебим: превращение одних живых существ в другие — чушь.

Два тома о морских желудях («The Balanidae, or sessile cirri-pedes; A monograph on the fossil Balanidae»), названные автором в письме Хаксли «нудными книжонками», были завершены 2 сентября 1854 года. Реакция та же, что на первые: специалисты расхватали, общественность хранила молчание. Никто не знал о предмете больше автора, никто не мог ни опровергнуть его, ни подтвердить, никто не понял, на что он намекает. Впрочем, один имеющий уши нашелся: Филипп Госсе, популяризатор науки, проповедник-евангелист: «Метаморфозы, которые проходит в своем развитии личинка, — процесс столь замечательный, что кажется невероятным, но исследования м-ра Дарвина доказали, что путями, определенными Господней мудростью, маленькая водная блоха превращается в окаменелого морского желудя… Если подобные изменения имели место в истории знакомых нам животных; если лошадь, например, когда-то была рыбой и прошла череду модификаций, превращаясь в окуня, угря, птицу, и однажды, скинув перья, стала жеребенком — разве это не восхитительно?!»

Глава седьмая.

СЕКРЕТНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Жил-был гомо советикус, не менялся, ибо был идеально приспособлен к строю, изолированный железным занавесом, ни с кем не скрещивался; вдруг — бац! — другой строй; он должен превратиться в гомо капиталистикус, и вновь будет ему счастье, а особи, что не сумеют, вымрут. Примерно так Дарвину раньше представлялось происхождение новых видов. Но усоногие поведали ему, что меняются все, беспрестанно, понемножку, без особенных причин. К 9 сентября 1854 года, когда Дарвин «начал разбирать заметки о видах», он знал и другие факты. Много разных животных обитает не на островах, а на материках, где ничто не разделяет их и один вид зачастую не вытесняет другой, а живет с ним бок о бок, и условия их жизни одинаковые, а сами они почему-то разные. Как это получается? 30 января 1855 года: «Теория Происхождения подразумевает дивергенцию, я думаю, что так поддерживается разнообразие… Это не конечная причина, но простой результат борьбы… организмы тесно связаны с другими организмами». Что это за штука — дивергенция?