Дарвин

В 1776 году Адам Смит писал: «Улучшение производительности труда и большая часть мастерства… были последствиями разделения труда». Дарвин предположил, что есть экологическое разделение труда: каждое существо занимает свою нишу («место в экономии природы»). Аналогия природы с «фабрикой» не нова, ее предлагал, например, французский зоолог Мильн-Эдвардс (Дарвин его цитировал): один питается такой травкой, другой эдакой, одному удобно плавать мелко, другому глубоко. И Лайель об этом писал. Но считалось, что число «должностей» на «фабрике» регламентировано Богом или законами. А Дарвин предположил, оно никем заранее не оговорено и потенциально бесконечно; сами организмы, перестраиваясь и перестраивая отношения друг с другом, создают ниши, каких не было.

Но как это происходит? Были рабы, из них получились крепостные, из тех ремесленники? Нет: крестьянин породил не «ремесленника вообще», а разных ремесленников — кузнецов, пекарей, аптекарей; и каждый не вытеснял другого, а занимал свою, им самим созданную нишу; и они ветвились все сильнее — на смену «врачу вообще» приходили стоматологи, невропатологи и гастроэнтерологи, и постепенно их предок — «врач вообще» — вымер как вид; вымер кучер, дав жизнь водителям трамваев, троллейбусов и такси. Потенциально есть бесконечное множество ниш, о которых до поры до времени никто не знает; научился какой-то лекарь хорошо лечить зубы и стал в конце концов стоматологом, хотя раньше никому бы и в голову не пришло, что может быть такая узкая специализация. И все взаимосвязаны, занятие одной ниши влечет за собой освоение другой: если появились люди, играющие на музыкальных инструментах, значит, рано или поздно они перестанут сами их изготавливать и чинить, для этого появятся специалисты.

Такое ветвление Дарвин назвал дивергенцией: «Тенденция органических существ, происходящих от одного и того же корня, расходиться, по мере того как они изменяются, в своих признаках». Можно назвать его специализацией. Это принцип развития всего. Едва изобрели компьютер, как он начал ветвиться — ноутбуки, планшеты; разновидности не уничтожают друг друга, а занимают свои ниши, причем никто заранее не знал, что подобные специализации возникнут.

Классический пример дивергенции в природе — дарвиновы вьюрки. Все галапагосские вьюрки происходят от общего предка, прилетевшего из Южной Америки. (Как мы это узнали? Так же, как узнаем, кто отец ребенка, — методом генетической экспертизы.) Он ел семена, но их было мало, и некоторые из его потомков стали есть насекомых, в итоге получились семеноядные земляные вьюрки и две разновидности насекомоядных; земляные разделились на больших, средних и малых, и каждый ест определенные семена, и клювы у них разные. Число таких примеров бесконечно. В эфиопском озере Тана за десять тысяч лет (это очень мало) из одной случайно попавшей туда усатой рыбки Barbus intermedius

развилось 14 разновидностей. Одна из самых ветвящихся групп — лемуры Мадагаскара, некогда пришедшие из Африки: одни научились плавать, другие лазают по деревьям; одни едят фрукты, другие — побеги; крошечные мышиные лемуры просыпаются, лишь когда цветет баобаб, чьим нектаром они кормятся.

Раньше Дарвин понимал борьбу за существование как все: «сильный» побеждает «слабого». Теперь понял: нет «сильных» и «слабых», есть лучше приспособленные к той или иной нише. Раньше считал, что борьба идет между разными видами: большой страус теснит маленького. Смит помог понять обратное. Токарь не соперничает с пекарем, бегун с прыгуном. Борются два пекаря, два бегуна, не убивая друг друга, а конкурируя. (Другие виды влияют на результат соревнования косвенно: если бегуну изготовили плохую обувь, это сделает его слабее.) Чем сильнее конкуренция в отрасли, тем обильнее ветвление, которое избавляет живые существа от конкуренции, позволяя каждому проскользнуть в свою дверцу: повар, уступавший другому в варке супов, стал кондитером. Тот, кто долго мечется между разными нишами, уступает узким специалистам: промежуточные разновидности вымирают. 110 тысяч лет назад, кроме белого и бурого медведя, жил еще ископаемый, чьи останки нашли на Шпицбергене; палеогенетики установили, что он был промежуточен между двумя основными видами (грубо говоря, часть генов совпадает с белым, часть с бурым). В тайге условия одни, в арктических льдах иные, к одной нише лучше приспособился бурый мишка, к другой — умка. Шпицбергенский медведь в конкурентной борьбе проиграл бы и тому и другому. Он вымер, потому что был «ни то ни се». Число «стульев» в «игре в стулья» под названием «эволюция» (Дарвин этого слова почти не употреблял, но мы уже привыкли) не ограничено, любой может сам себе сколотить стул и усесться на него, но усидеть меж двух стульев нельзя.