Дата Туташхиа

— Да нет, спешить мне некуда.

— Ну, а раз некуда, пройдемся вместе. Видишь, как получается, — нам друг в дружке надобность есть. Не находишь? — Он улыбнулся лукаво, и стало мне ясно, что вся моя конспирация полностью и безнадежно провалена.

— Если перелезть через эту стену, выйдем в город на Черкезовскую, — сказал я.

— Ну, что ж, махнем!

Перелезть в этом месте было рискованно — как раз на углу Черкезовской и Мазутного мог стоять казачий или полицейский патруль, и нас непременно б схватили. Я помнил, что чуть дальше, в сторону Чугурети, между этой стеной и домами тянулся длиннющий узкий проход. Этот проход представлял собой цепочку крохотных двориков, прилепившихся к стене с той стороны. Вот туда мы и направились.

— Вот здесь, дядя Прокопий, — сказал я. — Здесь не так опасно.

— Здесь так здесь, — сказал он и приложил ухо к стене. — Что-то там неспокойно.

Я тоже прислушался.

Из-за стены, и в самом деле, доносился глухой шум.

С ловкостью ящерицы Дата Туташхиа взобрался на высокую ограду из гладкого камня, а было ему тогда уже все сорок. Задрав голову, я следил за ним, восхищаясь и завидуя. Сидя верхом на стене, он довольно долго разглядывал, что там, внизу, и наконец, свесившись и протянув руку, втащил наверх и меня.

За стеной во двориках скопилось человек сто. Они стояли небольшими группками, переговариваясь и, видно, о чем-то споря. С Черкезовской подходили все^новые люди. Под мышкой у многих торчали свернутые транспаранты. Некоторые прислонили их к стене.

Мы уселись на ограде. Левее от нас кучка людей окружила светловолосого малого лет тридцати. Он вытащил часы, недовольно покачал головой и сказал:

— Попросим народ подойти поближе.

Тут же несколько человек из этой кучки растворились в толпе, зовя всех к светловолосому.

Когда вокруг собралась довольно густая толпа, светловолосый сказал — очень негромко, — что на Головинском проспекте в военном соборе засели черносотенцы, в основном из союза Михаила-архангела. Ровно в полдень они собираются начать манифестацию. Впереди пойдет духовенство. Полиция и монархисты надеются, что манифестация продемонстрирует верность населения Тифлиса и всего Кавказа царскому режиму.

— Если им так нравится царь и его сатрапы, пусть и объясняются им в любви, зачем мешать? А нас пусть оставят в покое, вот и порядок — чего лучше? — закричал кто-то в толпе. Но на него накинулось сразу несколько голосов:

— Чушь не пори! Помолчи лучше!

— Это не чушь. Это провокация. Нас хотят оторвать от российского пролетариата! Это лозунг раскольников!

— Внимание, товарищи, продолжаю!! — закричал светловолосый. — Представители рабочего класса и всех революционно настроенных слоев Нахаловки, Навтлуги, Орта-чала, Дидубе, Мтацминды должны собраться в Александровском саду.

— А нас пропустят?

— Жди! Сейчас фаэтон подадут. На фаэтоне поедешь.

— Прорвемся, пройдем.

— Им и Александровский сад оцепить ничего не стоит!

— Ну и пусть оцепляют.

— Внимание, товарищи, внимание! Времени осталось мало, — светловолосый оратор унимал шум. — Единым строем мы выступим из Александровского сада и продемонстрируем самодержавию, что конец его близок. При поддержке полиции и войска черносотенцы, конечно, попытаются разогнать нас. В ответ мы должны показать царизму и этим убийцам, одурманенным религией и водкой, что революционный рабочий класс, крестьянство и все угнетенные народы Российской империи тесно сплочены и победить их невозможно! Товарищи! Революция твердо знает, чего хочет и к чему идет. Мы должны выставить лозунги, выражающие требования трудящихся масс…

— Надо на эти лозунги поглядеть! Лозунги давай!

— Зачем смотреть… Чего не видел?

— Надо, дорогой, надо! За другой лозунг прямым ходом на виселицу отправишься!.

Что тут началось!.. Страх пропал, осторожность исчезла, полиции и казаков будто и не существовало на свете. Разбившись опять на группки, все орали, спорили, перебивали друг друга, отчаянно жестикулируя, и чуть не лезли друг на друга с кулаками. Светловолосый оратор и еще несколько его приятелей бросились успокаивать народ и пытались навести порядок, но тщетно, пока какой-то пожилой господин, вклинившись в неожиданную паузу, не заорал:

— Товарищи! Где ваша революционная сознательность? — и, не дожидаясь ответа, предложил — В нашем распоряжении еще час. Раз есть необходимость, обменяемся мнениями, но спокойно и организованно. Предлагаю дать слово пяти ораторам. Каждому — по пять минут. Согласны?

— Правильно! Хорошо! Согласны! — посыпалось с разных сторон.

Светловолосый поскреб в затылке:

— Давайте, только с одним условием. Пусть каждый объявит лозунги, с которыми хочет выступить! Спокойно — без криков и дискуссий. Кто хочет слова?

Пока первый оратор протискивался к балкону, с которого собирался держать свою речь, Дата Туташхиа сказал:

— Если б с царем и его строем они дрались, как между собой, во всем мире о царях давно бы забыли!

— Мы, товарищи, выступаем под лозунгом: «Хлеб, земля и восьмичасовой рабочий день!»— бросил с балкона первый оратор.

— Как же! Развернешь свой лозунг и тут же тебе и жареного, и пареного. Жди — принесут.