Давай никому не скажем (СИ)

— Извини, я правда не хотела. Слышала, что тебе от Кураги досталось, даже отца на ковёр вызывала. Это из-за англичанки новой, что ли? Это она же про нашу ссору под лестницей всем разболтала, — закинула удочку Полина.

— Англичанка здесь не при чём. И вообще, сказал же — проехали.

Зайдя в кабинет, тот, под всеобщее улюлюканье одногруппников, как ни в чем не бывало приземлился за свою парту, отшучиваясь по поводу боевого раскраса.

Полина хоть и выдохнула с облегчением после разговора с Яном — по крайней мере тот сам предложил всё замять, — но по поводу его якобы симпатии к Иванниковой она не выяснила ровным счётом ничего.

Чувствовала, что это ерунда какая-то притянутая за уши, но на всякий случай местами с Лосевой поменялась: с Веркиного наблюдать за Набиевым гораздо удобнее.

Английский был первым уроком, и как только Яна Альбертовна переступила порог кабинета, Ян сразу же изменился в лице. Его мимику и эмоции Полина уже хорошо изучила — тот явно был неравнодушен к новой училке, и, как бы не было горько это признавать, действительно глазел на нее весь урок.

Уму непостижимо! Он что, реально на неё запал, и Лосева не врала, получается?

И она, англичанка, тоже на него смотрела, и не так, как на других. Точно-точно! Полина всё видела и подмечала: как они переглядывались, как украдкой улыбались друг другу, будто было что-то такое, что связывало их помимо стен колледжа. Причем буквально вчера ничего подобного не было! Что-то произошло между ними совсем недавно, что-то, что их сблизило.

Всю пару Минаева переваривала увиденное и никак не могла прийти в себя. К сопернице в виде преподавательницы жизнь её не готовила. Да и как с ней конкурировать, она же преподша! Можно, конечно, Кураге на неё настучать, придумать что-нибудь… Эту мысль Полина сразу же отсекла, как дурацкую: директриса только у виска покрутит. Да и на что стучать — эта псевдомонашка ведёт себя словно агнец божий, даже голос не повышает, еле блеет.

К концу урока Полина так разволновалась, что даже решила, что это всё она сама придумала, и не было никаких взглядов, просто ревность к Набиеву окончательно затмила разум превратив её в параноика. Подумала так — и даже легче стало. Конечно придумала. Бред какой-то — где он, Набиев, красавчик, сын обеспеченных родителей, и где англичанка — дочь алкоголички, без рода и племени. К тому же старше лет на пять.

Немного успокоившись, досидела до звонка, и только собралась выходить вместе со всеми из аудитории, как вдруг заметила, что Набиев остановился у преподавательского стола. Волна ревности вновь накатила с тройной силой. Дождалась, пока все разбредутся, и специально задержалась у двери. Беззастенчиво прислонив ухо к замочной скважине, буквально вся превратилась в слух.

Первокурсники орали как сумасшедшие — словно стадо слонов пробежали мимо по коридору, из-за них она так ничего толком и не услышала, вырвав из контекста разговора всего лишь пару предложений, но этого хватило, чтобы окончательно убедиться в своей правоте — у Яна и англичанки тайный роман.

Часть 24. Яна

Яна

Сегодня идти на работу не хотелось особенно — собиралась как на каторгу. Причина проста — Набиев. Мне почему-то было очень стыдно перед ним, за то, что я вот такая неудачница, что живу в таких невыносимых условиях. Я была более чем уверена, что про пьющую мать он тоже в курсе. Хотя, он уже давно не ребёнок, должен понимать, что не все звёзды с неба с рождения хватают, и не у всех семьи такие примерно-показательные, как у него.

Но даже не это было главной причиной. Я робела рядом с ним. Робела как девчонка, школьница, подросток. Мне и хотелось и в то же время не хотелось ловить на себе его взгляды, ощущать случайные прикосновения рук. Вспомнила вчерашнюю ночь: его глаза, ладонь поверх моей руки — и стая мурашек по коже. Это непонятное чувство, сильное, острое, оно пугало своей мощью и навязчивостью. Так быть не должно. Это не нормально, это не правильно. Он на несколько лет моложе, и хоть выглядит старше своих лет, но по факту он слишком молод! Боже мой, я робею от взглядов хоть и совершеннолетнего, но мальчишки. Моего студента! Это же дикость какая-то! Какое счастье, что никто не может влезть в чужую голову и прочитать мысли, ведь в моей творится такой сумбур…

Как назло первый урок был у их группы, очень хотелось схитрить, придумать, что болит живот или голова, как в детстве, когда не хотелось идти в школу. С мамой это прокатывало. Увы, теперь я выросла, и сама педагог, и такой трюк не пройдёт. Да и не буду же я вечно от него бегать. В конце концов не произошло ничего ужасного или предосудительного — мы просто случайно столкнулись в больнице, и они вместе с отцом великодушно подвезли нас с Диной и Павликом до дома. Всё. Мои дурацкие мысли — это всего лишь мысли, и о них никто не узнает.