Давай ограбим банк

— А я нет, — отвечаю ему.

— По какой причине моя дочь до сих пор здесь? — спрашивает мой отец. Он входит вслед за Марко. Уставший, понурый и постаревший. В неизменном костюме-тройке. Сейчас я уже готова сутками разговаривать с этим Марко, лишь бы не оставаться наедине с отцом. Что я должна буду ему сказать?

— Я криминальный психолог и хотел бы поговорить с Вереной о Микки, — объясняет Марко и расплывается в улыбке. Заломы на его лице сминаются, и кажется, что он превращается в одну сплошную морщину.

— Как врач и как ее отец, я не рекомендую эту беседу.

— И как юрист, — бормочет Марко. — Это решать Верене, — говорит он уже громче. Теперь они оба выжидательно смотрят на меня.

— Я… я хочу домой, — говорю я и смотрю в пол.

— Пойдем, — кивает отец и выходит из кабинета.

— Верена? — окликает меня Марко. — Послезавтра в девять утра жду тебя здесь.

Я киваю. Мы с отцом выходим из кабинета. Кажется, что все косятся на меня. Вжимаю голову в плечи и иду вслед за отцом. Выходим на улицу. Толпившиеся возле входа люди тут же оборачиваются и замолкают. Через секунду они уже наперебой просят дать комментарии по поводу произошедшего.

— Никаких интервью! — громко и категорично заявляет отец и открывает дверь машины.

Квартира отца — совершенно пустое и безжизненное пространство, в котором просто иногда ночуют. Светлые стены, темная мебель, повсюду коробки с так и не распакованными вещами, на каждом квадратном сантиметре пространства — документы и врачебные бланки. Уже через пару часов я понимаю, что должна отсюда поскорее убраться. Просто потому, что два привидения не должны находиться в одной квартире. За каждым домовым закрепляется свое пространство. Ведь правильно? Или я слишком долго слушала сказки? Сейчас уже кажется, что я действительно была в баре, где весело стучали кружками братья Гримм, на крыше, с которой сбрасывал своих жертв Крысолов, или лавочке, на которой так любил сидеть Гессе.

— Папа, может быть, поговорим? — спрашиваю я поздно вечером.

— О чем? Добилась своего, Верена. Добилась, молодец, — устало говорит отец.

— Что ты имеешь в виду?

— Не получилось с одним, так взяла в расход другого, — говорит он. — Так хотелось выставить себя жертвой? Хотелось, чтобы все тебя обсуждали? Чтобы каждый шаг, каждый чертов миллиметр того видео изучали под микроскопом? — спрашивает он.

— Этого мне меньше всего хотелось, — бормочу я. — Я не виновата. В том видео точно я не виновата.

Он врет, этого видео нет в интернете, есть только старые статьи, в которых оно описывается. Их и пересказал отцу Анкель. Зачем? Думаю, для того, чтобы отец крепче за него держался.

— Ты не встречалась с Флемми? — спрашивает он.

— Встречалась, но…

— Ты виновата во всем. И в том видео, и в том, что тебя взяли в заложницы. Он же хотел другую девушку взять, так?

— Да, но…

— Это такая игра есть «Да, но» называется. На все фразы так нужно отвечать. В детском саду ты была лучшей в этой игре. Но ты уже не в саду. Каково мне, как ты думаешь, осознавать, что твою дочь обсуждают повсюду? — Я никогда не видела его таким злым и… разочарованным. Вы знаете, это очень страшно — не оправдывать чужих надежд. Чувствуешь то же самое, что и когда хоронишь свои мечты.

Не знаю, что на все это сказать. Не знаю, как реагировать. Единственное, чего я сейчас хочу, — вернуться к Микки. Пусть даже он снова замурует меня в бункер или опять будет привязывать на ночь веревкой, и я буду просыпаться, не чувствуя половины тела. Пусть он меня застрелит к чертовой матери, но я не хочу быть здесь. Мне нравилось думать, что отец поддержал бы меня тогда и заступился, если бы только знал.

— Мне пора спать, — почти шепотом говорю я и иду в комнату. Завтра я найду себе жилье, чего бы мне это ни стоило.

— Завтра с утра за тобой зайдет Анкель, постарайся на этот раз все не испортить, — бросает мне отец. — На работу я тебя устрою. Будешь секретарем в моей клинике.

— Я не хочу быть секретарем, — говорю я.

— А ты больше ни на что не способна, — бросает он. — К сожалению, — чуть тише добавляет отец, когда я уже захлопываю дверь комнаты.

В ту ночь я еще долго смотрю в зеркало и разглядываю дымящийся город на своей спине. Он такой красивый и реалистичный. Кажется, что на спине вход в другое измерение. Там нарисован мир, где фениксы возрождаются из пепла. Это ненастоящий мир. Он остался там, в Кельне, на фестивале фейерверков. «И пусть мосты, которые я сжигаю, освещают мне путь». Это написано там, в придуманном городе. Над правой лопаткой. Прошлое рано или поздно догонит тебя, как бы быстро ты от него ни пытался убежать и сколько бы мостов ни пытался поджечь.

* * *

Возвращение Верены Вибек.