Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

Падает как подрубленный. С двумя, конечно, труднее… Сильный тупой удар по плечу. Тяжелеет правая рука. Я бью левой — раз, раз — в лицо, и ухожу нырком от бешеного удара дубинки. Краем глаза вижу, что знаменосец уже исчез. Отступаю. Меня хватают за локоть. Обдает жаркое и мерзкое дыхание. Гнилые зубы! Вырываюсь, бью в эти гнилые зубы. Удар по голове. Звон в ушах. Прыгают зеленые и алые звездочки. Должно быть, мне крышка.

«Даниэль… Даниэль… Даниэль!» Это где-то наверху. А у меня под щекой холодный и мокрый камень. Кто-то встряхивает меня, как мешок. А я даже глаз не могу открыть…

И еще какие-то восклицания, топот ног, шмякающие звуки ударов. Теперь меня хватают под руки, подпихивают в спину, тащат, почти несут… Я вяло отбиваюсь. Кажется, что голова вздувается и, того гляди, лопнет. «Даниэль… Даниэль…» Полицейские не могут знать моего имени. Кто же тогда меня тащит?

Струя сильного свежего ветра. Резко запахло плесенью и асфальтом. Неимоверным усилием раздираю веки. Над головой темный свод тоннеля.

— Пустите! Что вам надо?

— Идем, идем… Всё в порядке.

Знакомый голос. Неужели?.. С трудом поворачиваю голову. Так и есть — Руди. Лицо его двоится, троится, но рука, обнимающая меня за плечи, твердая и такая ласковая…

— Как там все… ребята? Знамя?

— Всё хорошо. Идем. Можешь чуть быстрее?

— Кажется, могу.

И вот мы уже на какой-то узкой пустынной улице. Кроме Гуди с нами еще два парня.

— Уф, вытащили! — облегченно вздыхает Руди.

— Что у меня с головой?

— Здоровенная шишка. Можешь пощупать.

Щупаю. Справа, чуть повыше лба, выросла груша дюшес. А ладонь и пальцы левой руки в крови.

— Откуда кровь?

— Спроси шупо, которому ты расквасил морду. Ну и здоров же ты драться! — с явным восхищением восклицает Руди.

Оба незнакомых парня смотрят на меня влюбленными глазами. «Вот и пригодился бокс, а вы смеялись», — обращаюсь я мысленно к Хитарову и Вартаняну. Нет, бокс неплохая штука!

— В общем, уложил двоих, а третьему дал здоровенную зуботычину, — продолжает Руди. — И, молодец, — знамя отбил.

— Значит, всё-таки отбили?..

— Ясно! Доберемся до дома, отмоешься, сделаем тебе примочку. На ногах-то стоишь?

— Вполне. Только в голове гудит. А ребята все целы?

— Они забрали Курта, Эриха и Вольфа-младшего… когда мы отбивали тебя…

Всё понятно. А я-то, словно индюк, раздулся от гордости. Теперь стыдно Руди в глаза глядеть.

— И что с ними будет?

— Подержат в полиции… Могут намять бока. Неприятно, конечно, но это стойкие парни… Стоп! Тебе опять плохо, Даниэль?

— Нет, нет, но, понимаешь, из-за меня… черт! До чего же паршиво…

— Во-первых, не только из-за тебя. Отбивали знамя, — деликатно поправляет мое настроение Руди. — Во-вторых, сам подумай, арест Даниэля Дегрена — куда более скверная штука. Этого нельзя было допустить.

А я «допустил». Вот уж действительно глупость и мальчишество.

— Ладно. Но что ж теперь… Знаешь, только когда пойдешь в ЦК, не говори, что я… ну, словом, сцепился с полицейскими. Скажи, что у меня жар, простудился, что ли.

— Хорошо.

— Даешь слово?

— Железное комсомольское, — говорит Руди и хитро мне подмигивает.

Он настоящий друг, этот Руди «Киндербюро».

Сутки я с помощью Ани и фрау Шталь обхаживал чертову шишку, но она только разрасталась. Тогда я плюнул. Скажу, что приложился головой к дверному косяку. Вот и вся история.

Ну и отправился в Дом Карла Либкнехта. Товарищи заботливо осведомлялись, как я себя чувствую, не рано ли встал с постели и тому подобное, а на шишку никто и внимания не обратил. Молодец, Руди! Впрочем, никто — не совсем верно. Встретившись с Гретой, я заметил, что она уж больно внимательно меня разглядывает.

— Ты что так на меня смотришь? — поинтересовался я.

— Оцениваю твое украшение. К лицу оно или не к лицу… И, можешь представить, пришла к выводу, что к лицу!

Я довольно кисло ухмыльнулся:

— Украшение что надо! Рог как у оленя!

— Но за одного битого двух небитых дают, — возразила Вильде, — У нас тоже так говорят. Так что не вешай нос, товарищ инструктор!

Вешать нос попросту не было времени.

Перед детским бюро стояли большие задачи.

И первая: найти средства для содержания ребят в Ворошиловском лагере.

Созданный год назад в живописном местечке вблизи Темплина, он был гордостью германского комсомола. И то сказать, организованный без всяких государственных дотаций, на средства, собранные самими пионерами, он принес месяц счастья мальчишкам и девчонкам, собравшимся из разных городов и деревень Германии. Конечно, палаточный лагерь в деревне Хаммельшпринг значительно уступал нашему Артеку — волшебной пионерской стране, о которой мечтали все пролетарские ребята земного шара. Но всё же это был настоящий пионерский лагерь, с дальними походами, спортивными играми и беседами у пылающего в ночи костра. И, что было особенно здорово, он назывался Ворошиловским, и каждый попадавший туда пионер получал буденовский шлем с красной звездой.