Давай встретимся в Глазго. Астроном верен звездам

В уголочке на скамье лежали две девочки, а возле них на стуле сидела какая-то женщина, наклонившись к ребенку, что раскинулся у нее на коленях. «Еще кто-то приехал, а моих нет как нет», — мельком подумал Дмитрий и шагнул к стойке дежурного за ключом.

— Митя!

Он стремительно повернулся, потрясенный огромной радостью, но всё еще не доверяя своему слуху.

— Тася! Ты? Тася…

— А кто же еще? Осторожнее, она только что заснула.

— Бог ты мой… Приехала… Наконец-то. Постой. А эти — девочки…

— Не узнал? Галя и Оля…

— Почему же молчала? А где же мама?

— Послала две телеграммы. Из Ленинграда и с пути. Неужели не получил?

— Это мои приехали, Сеня, понимаешь — приехали! Это Сеня Кэмрад, товарищ мой! А мама приехала?

— Он все беспокоился, что от вас нет вестей, — сказал Кэмрад. — А вы тут как тут.

— Я же две телеграммы послала. Мама на вокзале с вещами. Их надо выручать.

— Вещи?

— Да нет же. Там мама и Лиля. Их не пускают в город.

— Не беспокойтесь, пожалуйста, — сказал Кэмрад. — Сейчас схожу за ними.

— Да ты же их никогда не видел. Вместе сходим. Но когда же вы приехали?

— Утром. Я уже и в театре была, и в газете. Тебя искала.

— А я днем в библиотеке сидел… Подвела интуиция. Все здоровы?

Теперь он стоял, положив ладони на плечи Таси и вглядываясь в ее бесконечно милое лицо. Утомлена, конечно, страшно. Побледнела. Но глаза те же: ярко-карие, один веселый, другой — грустный. Ф-ф-у! Приехали! Всё теперь будет хорошо. Должно быть хорошо!

— Здоровы. Только у Танечки с животиком не совсем ладно… У меня молоко пропало.

— А как же вдруг и Лиля с тобой?

— Митя ушел добровольцем. Отказался от брони. Вот мы а решили…

— Надо же идти, Дмитрий, — сказал Кэмрад.

— А вы потише шумите, граждане, — вмешалась дежурная. — Сами из общежития, а гостям спать мешаете.

— А где мы будем ночевать? — спросила Тася.

— Уступаю свою койку, — быстро сказал Кэмрад.

— Кто же их пустит в мужское-то! Ишь какие! — вновь встряла дежурная. — Война войной, а порядок нарушать не положено.

— Что-нибудь придумаем. Устроимся, — легкомысленно пообещал Дмитрий. Но ему и вправду казалось, что он в силах перевернуть всю Пензу.

— А где нам маму с Лилей искать?

— На каких-то седьмых или восьмых путях. Очень далеко! И вещей у нас много.

— Не беспокойтесь, справимся, — сказал Кэмрад.

— Да, теперь всё будет хорошо, — сказал Дмитрий.

— Где же ты их устроишь? — спросил Кэмрад, когда они торопливо шли по Московской вниз, в сторону вокзала. — Сколько же их приехало?

— Трое взрослых и трое детей. Такие-то дела, дорогой Сеня, — всё с тем же легкомыслием говорил Муромцев. — Как раз сегодня говорил с худруком оперетты. Пообещал помочь с комнатой. Ну, а сегодня что-нибудь надумаем.

Они долго шли по путям, почти на ощупь, оступались и чертыхались. Тьма пахла карболкой. Только возле стрелок темноту чуть раздвигал зеленый, свет фонарей.

Наконец добрались до лежбища. Прямо возле путей, на узлах и чемоданах, устроились на ночь многие десятки людей.

— Мама! Мама! — негромко звал Дмитрий, пробираясь между спящими.

И вот чей-то голос откликнулся:

— Это ты, Митя? А мы и ждать перестали.

Лиля. Поднялась с какого-то узла, чмокнула в щеку и на мгновение ткнулась лицом в плечо.

— А мой Митя уже там… Воюет! Вот мы и приехали к тебе.

Мама, свернувшись клубком, спала на двух чемоданах. И крепко спала. Нелегок, видно, был путь для семидесятилетней старушки.

— Вот и все вместе, слава богу! — сказала, обхватив шею Дмитрия своими старыми, но всё еще сильными руками.

Эвакопункт взяли с боя. Дмитрий пошел на самозванство: размахивал перед носом дежурного всё тем же удостоверением Чарджоуского учительского института и кричал, что он приглашен преподавать в местный пединститут и вот, по его телеграмме, наконец-то приехали мать и сестра, а их, изволите ли видеть, не пускают в город. И дежурный сдался.

Нагрузили своими бебехами целую тележку и бодро направились к гостинице. Был уже час ночи. «До утра авось не выгонят, — решил Дмитрий. — Всё под крышей».

Тут дрогнуло сердце дежурной. Видно, поговорила с Тасей и воспылала к ней симпатией. Тасе такое удается.

— Вот что я вам скажу, гражданин. Идите-ка к директору. Он в третьем номере. Есть у нас один, правительственный. Так он завсегда свободен. Просите. Умоляйте. Кирилл Петрович тоже человек. Только уж меня не выдавайте.

Едва проснувшийся человек, в белье и с натянутым на плечи пальтецом, яростно твердил:

— Пожар, что ли? А по какому праву спать не даете? Хулиганство, и ничего больше.

— Кирилл Петрович, вы поймите: из Ленинграда. Трое ребят. Один грудной и старушка… Только на одну ночь. Он же у вас свободный. У вас-то есть дети?

— При чем тут дети? Он забронирован. Нет у меня права им распоряжаться. — Но, видно, понял, что Дмитрий готов простоять перед ним целую ночь и будет убеждать, доказывать, просить…

Что-то человеческое просветилось в его еще диких, затуманенных сном глазах.

— Эх, на мою голову! Берите номер. Ровно на сутки. И чтоб сразу же и без пререканий…