Давай займемся любовью

Я кивнул, ничего, кроме правды, я сейчас говорить не мог – время не то, слишком ночное, состояние не то, слишком открытое, искреннее, лишь на одной вибрирующей струне.

– А тебе никогда не приходило в голову, что есть люди, не готовые на компромисс? Пока еще не готовые. – Вступление было туманное, но я не прерывал, я настроился слушать. – Ты никогда не задумывался, что женщины тоже имеют право на выбор, во всяком случае, те женщины, которые хоть как-то уважают себя? Что в принципе стыдно цепляться за первую попавшуюся соломинку. Ты тут пел мне дифирамбы, мол, я и такая, и растакая, прекрасная, замечательная и чудесная… Конечно, сфальшивил в тональности, но не важно, я не об этом. Хотя, если на секунду предположить, что в твоих словах есть какая-то доля правды, то почему я, собственно, должна размениваться? А?! – Она задержалась, как бы ожидая ответа, но ответа не последовало.

Щеки ее покраснели, да и говорила она запальчиво, возбужденно, – понятно, что я задел давнюю ранку, и хотел того или нет, но причинил боль.

– Почему я не имею права выбирать сама? Почему я не имею права полюбить? Почему я должна бросаться на шею первому попавшемуся мужику, который выбрал меня?

Она задала столько вопросов, что мне пришлось ответить хотя бы на один.

– Не должна, – согласился я.

– Ну вот, я и не бросаюсь, – заключила она.

– Но подожди, почему бы тебе не найти правильного человека? – задал я еще один вопрос.

Она усмехнулась, я не разобрал, чего было больше в ее усмешке, горечи или удивления моей наивности.

– А где они, подходящие? Ты не замечал, что Россия абсолютно бабская страна? Если она хоть как-то пока еще существует, то только за счет баб. И Москва бабский город. Ты же сам это говорил, когда мы из леса возвращались.

И заметь… – Она подняла вверх указательный пальчик, призывая к вниманию. Но напрасно, я и так был само внимание. – И заметь, здесь даже мужики – бабы. Ты сам посуди, вот сегодня у Елизаветы…

– Это понятно, это же балет, – пожал я плечами.

– А что, в балете, в искусстве не должно быть мужиков?! Ну хорошо, у нас в клинике семьдесят процентов женщины. Мужики в основном начальники, ну и так, всякие сильно пьющие докторишки.

– Петя, похоже, не пьет, – снова вставил я.

– Хорошо, Петя. Один Петя на двести пятьдесят врачих и медсестер. Да куда ни пойди – учителя, преподаватели в институтах, даже инженеры, даже в конструкторских бюро, даже на заводах, даже в сельском хозяйстве… везде одни бабы. Я уже не говорю про библиотеки, музыку, не говорю про торговлю. Вот ты в техническом институте учишься, да? – Я кивнул. – Сколько в твоей группе ребят, сколько девушек?

Я прикинул.

– Ребят шестеро, это точно. А девушек не то четырнадцать, не то шестнадцать, давно не подсчитывал.

– Видишь, и это в сугубо техническом вузе. А представь, что делается в других? Да там сплошь одни девки. Я вообще не понимаю, чем мужики занимаются. Они либо левачат на своих «Москвичах», да и то хреново, машину никогда не поймаешь. Либо пьют.

– Ты же сама сказала, начальники, – подсказал я Миле еще одну мужскую профессию.

– Ну да, начальники. – Она вздохнула. – Эти дерут своих подчиненных баб, кто посимпатичнее. У нашего главврача каждый год новая не то аспирантка, не то ординаторша. Он еще человек порядочный, работать потом их оставляет, по службе продвигает, как может. У нас половина защитивших диссертации женщин – его «бывшие».

– А ты в какой половине? – на всякий случай поинтересовался я. Не то чтобы мне было важно, скорее любопытно.

– Да если бы я не была дочкой Бориса Леонидовича Гессина, я бы ни в какой не была, – честно призналась Мила. – У нас ведь, чтобы чего-нибудь добиться, надо либо спать, либо блат иметь. Иначе никуда.

– Да, – согласился я, – сложно у вас.