Читаем Давид Лившиц полностью

«Чайка» – позывные космонавта Валентины Терешковой Далеко ли летают чайки? Далеко, друзья, далеко… На Курилах ли, на Ямайке Есть примета у моряков: Если нет конца океану, И давно не видна земля, Но однажды закружит желанная Утром чайка у корабля. – Значит, близок заветный берег! Значит, пота и сил не жаль, - И вонзается новый Беринг Жадным взглядом в близкую даль… Капитаны – народ отчаянный! Режет новый простор бушприт! - Быстрокрылая птица «Чайка» По орбите земной летит! Капитан! Я в приметы верю: Если Чайка оставила след, Значит, близок заветный берег Долгожданных иных планет! Бродят дальние звёзды стайкой Выше всех земных облаков… Далеко ли летают Чайки? Далеко, друзья, далеко! Недавно, перебирая архивные бумажки, наткнулся на газетную вырезку с этими стихами и вдруг решил послать их… Терешковой. Почему бы нет? Как сказал герой одного рассказа Джона Пристли, придя в восторг от картины незнакомого художника: моё мнение о вашей картине принадлежит вам и я должен передать его по назначению. Уверен был, что ответа от Терешковой не будет, не тот человек. Послал «на деревню к дедушке» – Москва, Звёздный городок. Письмо не вернулось, значит, дошло. Но отзвука от адресата, конечно, не последовало. * * * П Е Р Е И Н А Ч К И Служить бы рад – приСлушиваться тошно. * * * Кто к нам с мешком придёт, от смешка и погибнет. * * * Просил я отечество, день изо дня: Дай руку твою, утоли мою муку! Но вместо – кормила отчизна меня «Березовым суком, берёзовым суком». * * * Нет, не всё было дома плохо! Были друзья, была работа, востребованность, была родина-природа. Природа!.. Кто-то сказал: родина – это ландшафт. Лесные дали, запах снега, ветер на лыжне, краски осени.…Даже осенние дожди радость, - за окнами струи, а в комнате, за двойными рамами, тепло, уют, книга…Осень, время ожидания и надежды. Потому что это самое длинное время, - так казалось…. Всё это не просто память, а то, что стало частью тебя, неотделимое существо бытия, даже теперь, на удалении. Были озарения общности дела, были и миги признания. Не тщеславный, радовался, когда читал указ о присвоении звания заслуженного работника РСФСР. Хоть и скажешь про это, одёргивая пафос: «мелочь, а приятно», а всё же и не мелочь по тогдашним законам условности, и всё же приятно. Забавная частность. По заведенному порядку публиковать официальные решения правительства, газеты напечатали и это сообщение. Одну из информаций приятель опустил в мой почтовый ящик. Но вырезал её из газеты с юмором: следующая за указом заметка рассказывала о пожарниках, и называлась: «За отвагу на пожаре». Приятель сделал так, что заголовок о пожаре, - без самого текста про него - мог быть вполне отнесен к информации о присвоении Заслуженного работника культуры РСФСР. Присвоили, читай, за … отвагу на пожаре. Было смешно. Хотя, впрочем.… Уж точно я никогда не подливал масла, то есть бензина, в огонь, и не раздувал костры склок, раздоров или интриг.

СЛУЧАЙ В КРЫМУ

Перейти на страницу:

Похожие книги

Места
Места

Том «Места» продолжает серию публикаций из обширного наследия Д. А. Пригова, начатую томами «Монады», «Москва» и «Монстры». Сюда вошли произведения, в которых на первый план выходит диалектика «своего» и «чужого», локального и универсального, касающаяся различных культурных языков, пространств и форм. Ряд текстов относится к определенным культурным локусам, сложившимся в творчестве Пригова: московское Беляево, Лондон, «Запад», «Восток», пространство сновидений… Большой раздел составляют поэтические и прозаические концептуализации России и русского. В раздел «Территория языка» вошли образцы приговских экспериментов с поэтической формой. «Пушкинские места» представляют работу Пригова с пушкинским мифом, включая, в том числе, фрагменты из его «ремейка» «Евгения Онегина». В книге также наиболее полно представлена драматургия автора (раздел «Пространство сцены»), а завершает ее путевой роман «Только моя Япония». Некоторые тексты воспроизводятся с сохранением авторской орфографии и пунктуации.

Дмитрий Александрович Пригов

Современная поэзия