Давший клятву

Они не говорили — все равно в шуме ветра звук их голосов должен был затеряться. Чутье подсказывало Каладину, что он, вероятно, может смягчить силу ветра в полете — такой опыт уже был, — но некоторые способности нельзя воспроизводить намеренно.

В конце концов от бури внизу вспорхнула светящаяся линия. Вскоре она превратилась в ленту из света и подлетела к Каладину.

— Только что миновали реку Ветробегунью, — доложила Сил.

Он воспринимал ее слова не как последовательность звуков, но как ментальные отпечатки.

— Значит, Холинар уже близко.

— Ей определенно нравится небо, — заметила Сил, взглянув на Шаллан. — Прирожденная летунья. Она почти похожа на спрена, и от меня это высокая похвала.

Он вздохнул и отказался смотреть на Шаллан.

— Да ладно тебе… — Сил метнулась на другую сторону от него. — Ты должен быть с людьми ради собственного счастья. Я знаю, что это так.

— У меня есть мои мостовики, — пробормотал он. Слова унес ветер, но Каладин знал, что Сил услышит, как он услышал ее.

— Сам знаешь, это не одно и то же.

— Она взяла горничную в разведывательную миссию. Не способна неделю прожить без того, чтобы кто-то не укладывал ей волосы. Думаешь, такое может меня заинтересовать?

— Думаю? — уточнила Сил. Она приняла облик миниатюрной девушки в девчоночьем платье, которая летела впереди него. — Я знаю! Даже не рассчитывай, что твои вороватые взгляды ускользнули от моего внимания. — Она ухмыльнулась.

— Пора остановиться, чтобы не проскочить мимо Холинара, — сменил тему Каладин. — Ступай предупреди Скара и Дрехи.

Каладин занялся своими подопечными по очереди, заменяя плетение вперед половинным плетением вверх. У плетений был странный эффект, который сводил на нет попытки Сигзила описать их с помощью научной терминологии. Все его подсчеты говорили, что человек, будучи сплетенным, находился под влиянием как земли, так и плетения.

Но на самом деле все было иначе. Стоило применить к кому-нибудь основное плетение, и его тело совершенно забывало о притяжении земли — он летел в том направлении, какое указал заклинатель потоков. Неполные плетения основаны на том, что часть человеческого веса забывала о земле, хотя остальное по-прежнему тянулось вниз. Потому половинное плетение, обращенное кверху, заставляло человека зависать между небом и землей.

Каладин расположил группы так, чтобы можно было переговорить с королем, Адолином и Шаллан. Его мостовики и прислужники Шаллан зависли на некотором расстоянии. Даже новые объяснения Сигзила не помогали понять, что именно сделал Каладин. Он каким-то образом создал… канал вокруг группы, словно в реке. Течение, которое увлекало их за собой, позволяя держаться рядом.

— Это действительно красиво! — воскликнула Шаллан, обозревая бурю, которая покрывала все, кроме верхушек каких-то очень далеких гор слева от них. Наверное, это были горы Солнцетворца. — Как смешивание красок — если бы темная краска могла каким-то образом порождать новые цвета и свет внутри своих завихрений.

— Главное, чтобы я смотрел на нее издалека, — проворчал Адолин. Он держал Каладина за руку, чтобы не отлететь в сторону.

— Мы близко к Холинару, — сообщил Каладин. — И это хорошо, поскольку приближаемся к хвосту бури и вскоре я потеряю доступ к ее буресвету.

— А вот я, — проговорила Шаллан, глядя вниз, — потеряю ботинки.

— Ботинки? — переспросил Адолин. — Я там потерял свой обед.

— Представляю себе, как что-то соскальзывает и падает туда, — прошептала Шаллан. — Исчезает. Навсегда. — Она посмотрела на Каладина. — Никаких острот по поводу отсутствующих ботинок?

— Ничего смешного в голову не пришло. — Он помедлил. — Впрочем, тебя это никогда не останавливало.

Шаллан ухмыльнулась:

— Мостовик, а ты когда-нибудь думал о том, что плохое искусство приносит миру больше пользы, чем хорошее? Начинающие художники тратят огромное количество времени на плохие учебные работы. И даже когда художник становится мастером, некоторые картины у него попросту не получаются. А другие кажутся неправильными, пока не нанесен последний штрих. Плохое искусство всегда дает много опыта, ибо твои ошибки важнее успехов. Кроме того, удачные работы обычно пробуждает в людях одинаковые чувства — в большинстве своем хорошие произведения одинаково хороши. Но каждое плохое творение плохо оригинальным, неповторимым образом. Потому я рада, что у нас есть плохое искусство, и уверена, что Всемогущий с этим согласен.

— Шаллан, все это, чтобы оправдать твое чувство юмора? — произнес удивленный Адолин.

— Мое чувство юмора? Нет, я просто пытаюсь оправдать творение капитана Каладина.

Не обращая на нее внимания, Каладин глядел на восток, прищурив глаза. Тучи позади них светлели от непроницаемой мрачной черноты и серости до более мягких оттенков, цвета утренней каши, которую готовил Камень. Буря приближалась к завершению; стихия, которая прибыла с помпой, оканчивалась продолжительным вздохом, шквалы уступали место спокойному дождю.

— Дрехи, Скар, — позвал Каладин. — Удерживайте всех в воздухе. Я собираюсь вниз, на разведку.