Давший клятву

Шла война, город мог пасть, но ей хотелось лишь узнать, чем закончится сказка.

Шут использовал порошки, чтобы сотворить четыре дымных столба синего, желтого, зеленого и густо-оранжевого цвета. Он закружил их вместе в завораживающем вихре оттенков. Пока Шут трудился, его голубые глаза взглянули на Шаллан. Он прищурился, и его улыбка стала лукавой.

«Он только что узнал меня, — поняла она. — На мне все еще личина Вуали. Но как… как он узнал?»

Когда Шут закончил с кружащимися цветами, луна стала белой, а единственная прямая башня, которую он сотворил, взметнув дым, — бледно-зеленой.

— Мишим сошла к смертным, — провозгласил он, — а Тса вознеслась на небо, чтобы занять место луны! Мишим провела остаток ночи за выпивкой и флиртом, танцами и песнями, а также другими вещами, за которыми ранее наблюдала издалека. Свои несколько часов на свободе она прожила неистово. Вообще-то, она так увлеклась, что забыла вернуться и с потрясением увидела, что наступил рассвет! Она поспешно взобралась на высокую башню королевы, но Тса уже зашла, и ночь закончилась. Мишим теперь познала не только прелести земной жизни, но и беспокойство. Она провела день в великой тревоге, зная, что Тса будет в ловушке с ее мудрой сестрой и мрачным братом, проводя день в том месте, где отдыхают луны. Когда снова наступила ночь, Мишим спряталась в башне, ожидая, что Салас призовет ее и отчитает за неумеренные аппетиты. Но Салас прошла мимо.

Ну конечно, когда взойдет Номон, он устроит ей взбучку из-за глупой выходки. Однако и Номон прошел мимо без единого слова. Наконец в небе появилась Тса, и Мишим позвала ее: «Королева Тса, смертная, что случилось? Брат и сестра не обратились ко мне. Неужели ты каким-то образом сумела остаться неузнанной?»

«Нет, — ответила Тса, — твои брат и сестра немедленно узнали во мне самозванку».

«Тогда давай быстрее поменяемся местами! — воскликнула Мишим. — Я им совру и успокою их».

«Они уже успокоились, — объяснила Тса. — Они считают меня восхитительной. Мы потратили дневные часы на пир».

«На пир?!» — Брат и сестра никогда раньше не пировали с Мишим.

«Мы вместе пели милые песни».

«Песни?» — Брат и сестра никогда раньше не пели с Мишим.

«Здесь, наверху, и впрямь восхитительно, — продолжила Тса. — Спрены звезд рассказывают удивительные истории, как ты и обещала, и самосветные созвездия грандиозны с близкого расстояния».

«Да. Я люблю эти истории и виды».

«Думаю, — продолжила Тса, — я могу остаться».

Шут позволил дыму осесть, пока не осталась лишь одна зеленая линия. Она тоже уменьшилась, почти исчезла. А когда снова заговорил, голос его звучал мягко.

— Мишим познала еще одну смертную эмоцию — потерю. Луна запаниковала! Она подумала о величественном виде с большой высоты, откуда ее взгляду были доступны все земли и где она могла наслаждаться — пусть даже издалека — их искусством, зданиями и песнями! Вспомнила доброту Номона и вдумчивость Салас! — Шут сотворил вихрь из белого дыма и медленно толкнул его влево — новая луна Тса почти села. — «Погоди! — крикнула Мишим. — Постой, Тса! Ты нарушила слово! Ты говорила со спренами звезд и смотрела на созвездия!» — Шут поймал дымовое кольцо, как-то заставив его остановиться, вертясь на одном месте. — «Номон разрешил мне, — объяснила Тса. — И я не пострадала». — «И все равно ты нарушила слово! — настаивала Мишим. — Ты должна вернуться на землю, смертная, ибо нашей сделке конец!» — Шут позволил кольцу просто висеть в воздухе. Потом оно исчезло. — К величайшему облегчению Мишим, Тса смягчилась. Королева спустилась обратно в свою башню, а Мишим вскарабкалась на небеса. С большим удовольствием она стала опускаться за горизонт. Но перед тем, как исчезнуть, Мишим услышала песню. Странно, — Шут добавил на жаровню тонкую линию синего дыма, — это была песня смеха, красоты. Песня, которой Мишим никогда не слышала! Ей потребовалось много времени, чтобы понять эту песню, — и вот, несколько месяцев спустя, проходя по небу ночью, она снова увидела королеву в башне. Та держала в руках ребенка с синеватой кожей. Они не заговорили друг с другом, но Мишим поняла. Королева ее обманула. Тса желала провести один день в небесах и познать Номона на одну ночь. Она родила сына с бледно-голубой кожей — то был цвет самого Номона. Сын, рожденный от богов, который приведет ее народ к славе. Сын, облаченный в небесную мантию. И потому по сей день у жителей Натанатана кожа слегка голубого оттенка. И потому Мишим, хотя и все еще лукавая, никогда больше не покидала своего места. Что важнее, это история о том, как луна познала единственную вещь, которая раньше была ведома только смертным, — потерю.

Последняя линия синего дыма истончилась и исчезла совсем.

Шут не стал кланяться под аплодисменты или просить чаевых. Он с очень усталым видом сел обратно на окружавший цистерну бордюр, который был его сценой. Люди ждали, ошеломленные, пока в толпе не начали кричать, требуя продолжения. Шут молчал. Он снес их просьбы, их мольбы, затем их проклятия.

Потихоньку зрители разошлись.

В конце концов перед ним осталась только Шаллан.

Шут улыбнулся ей.