Графиня Ольга перевернула свою чашку из-под кофе на блюдце, и через четверть часа француженка Бонейль старательно разглядывая причудливые потеки и кофейные узоры, начала изрекать предсказания о лице, которое загадала графиня, и закончила тем, что округлила глаза и воскликнула:
— Тот, о ком я гадаю на кофейной гуще, в следующем году умрет!
— Ах, долго ждать! — безапелляционно заявила графиня, а на расспросы: кого же она загадала, ответила: — Теперь любое предсказание опасно. Прорицатель Авель нагадал, что императора ждет скорая кончина, и посажен в тюремный замок.
Когда гости стали разъезжаться из гостеприимного дома, графиня сделала Рибасу знак, чтобы он задержался, и первое, что услышал от нее адмирал, были слова, произнесенные тридцатипятилетней хозяйкой салона с особым чувством доверия и нежности:
— Я так рада, что и вы участник заговора!
Рибас не знал, что ответить, а Ольга продолжала:
— Жаль, что вы не успели тесно сойтись с милым Витвортом.
— С английским посланником?
— Да. Его выслали из Петербурга. Но должна вам сказать, что английский кабинет по-прежнему заинтересован в нашем с вами общем деле.
«В нашем с вами. Любопытно».
— Генерал-губернатор вас весьма хвалит.
«Пален поступает опрометчиво».
— Адмирал, — продолжала Ольга, — английская казна открыта нам, но с отъездом Витворта все усложнилось. Я так надеюсь на приезд брата Дмитрия. При покойной императрице он был бригадиром и не занимался политикой. Император Павел не имеет к нему никаких претензий. Поэтому Дмитрий привезет в столицу не только вести от Платона и Валериана, но и деньги. Мы боимся, что на имения, где теперь живут братья, будет наложен арест. Английских денег придется ждать неизвестно сколько, а для задуманного нам нужны будут средства немалые. Да вот и теперь я вручаю вам шкатулку с пятьюдесятью тысячами.
— Мне?
— Генерал-губернатор просил доставить эту сумму к нему домой сегодня же.
— Графиня, я выполню вашу просьбу, — сказал Рибас, а Ольга протянула ему обе руки, адмирал целовал их, потом ему была вручена шкатулка, и визит закончился восторженным восклицанием графини:
— Это чудесно, что вы с нами в заговоре!
Пален жил у Полицейского моста, и Рибас ехал к нему с пятьюдесятью тысячами и проклинал Петра Алексеевича за то, что в таком опасном деле замешана женщина. Не успел он подняться во второй этаж генерал-губернаторского дома и войти к Палену в кабинет, передать деньги как граф, ставящий шкатулку в секретер, выглянул в раскрытое окно, переменился в лице и воскликнул:
— У моего подъезда карета из дворца! Пройдите в соседнюю комнату — мне сейчас доложат, кто приехал.
Рибас прошел в курительную, оставив дверь полуоткрытой. Из-за портьеры он мог видеть часть кабинета. Пален не дождался доклада адъютанта, потому что в кабинет, грохоча сапогами, бряцая шпорами, вошел красномундирный офицер и объявил:
— Я — фельдъегерь его императорского величества. Ваше превосходительство, мне вменено в обязанность привезти во дворец человека, который только что приехал к вам.
Офицер не снял треуголку. Широкими густыми бровями и острым взглядом он чем-то напоминал Базиля Попова.
— Помилуйте! — воскликнул Пален. — Ко мне никто не приезжал.
— Но открытый экипаж стоит у дома.
— Вы не верите мне?
— Я буду вынужден вызвать роту и сделать обыск.
— Погодите, я спрошу у жены: может быть кто-то приехал к ней.
Пален вошел в курительную, плотно затворил за собой дверь и зашептал:
— Это за вами! Фельдъегерь. Ума не приложу: как же это?
— Он один сейчас?
— Да. Но пошлет за помощью.
— Что же вы медлите?! — шепотом закричал Рибас. — Пока он один, арестуйте его!
— Это фельдъегерь императора…
— Укол шпагой — и он больше не будет им! Тело — в Неву.
— Но кто же это сделает?
— Я, если больше некому, — раздражаясь сказал адмирал, выхватывая шпагу.
— Постойте. Я попробую прислать к нему жену.
Из курительной он вышел в коридор и скоро Рибас заслышал в кабинете голос жены Палена статс-дамы двора Юлии Ивановны:
— Это недоразумение. Ко мне приехала портниха.
— Возле дома ее экипаж? — спросил фельдъегерь.
— Разумеется.
— Прошу вас, графиня, проводите меня к ней.
Пален ушел вместе с ними и через томительных четверть часа вернулся, вздохнул с облегчением:
— Все обошлось. Портниха шьет для многих — ее знают при дворе.
— Моего кучера предупредили? — спросил Рибас.
— Да-да, — заверил Пален и вдруг крепко пожал руку адмирала. — Вы по-прежнему отважный человек, — и, засмеявшись, добавил: — Укол шпагой — тело в Неву! Отлично.
Рибас почувствовал: в этот вечер Пален был впервые совершенно откровенен с ним.
— Беда в том, что нас мало. Доверять никому нельзя, — сказал граф.
— Почему у графини Ольги был командир преображенцев Талызин? — спросил Рибас. — Ему можно доверять?
— Это достойнейший человек. Образование получил в Штутгарте. Умен.
— И этого достаточно, чтобы доверять ему?
— Никита Панин давно уж рекомендовал его в командиры гвардии. Но чтобы его назначили в Преображенский — об этом мы и не мечтали. Он ненавидит Павла. Собственно, в столице нас сейчас четверо — вы, я, Никита Панин и Талызин. Он знает обо всем.
— А графиня Ольга?