– Миша, ты чего? – удивленно спросила она, увидев, что муж пришел не один. – Забыл что-то?
Отложив книгу, она начала было вставать с дивана, но Николай жестом остановил ее:
– Сиди-сиди, мы с Мишкой на кухне парой слов перекинемся, по службе.
– Что там на даче? Юрка в порядке?
– В полном, здоров и весел. Читай спокойно.
– А ужинать?
– Да что ты, какой ужин, – рассмеялся он. – Мать так накормила, что теперь неделю можно не есть.
Лариса явно обрадовалась, что можно вернуться к чтению.
– Тогда убери там все в холодильник, я тебе на плите оставила, – сказала она и тут же уткнулась глазами в книгу.
Братья уселись на кухне, плотно притворив дверь. Николай тщательно отбирал информацию, которой считал возможным поделиться с братом. Хоть Мишка и свой, все-таки следователь, пусть и начинающий, но Абрамян же не зря просил особо не распространяться. Про фотографию, записку на французском языке и затейливо расставленные на крышке рояля свечи Губанов уже рассказывал раньше, после встречи со следователем Дергуновым. Про то, что собранные у гостей Астахова отпечатки пальцев не совпали со следами на коробке от импортного лекарства, пожалуй, можно. И про то, в котором часу, по заключению медицинской экспертизы, скончался певец, тоже можно. Даже о том, что девушка с фотографии оказалась артисткой кордебалета, сказать не возбраняется. А вот имя ее называть, пожалуй, не следует, как и имя ее несостоявшегося мужа Зимовца.
– У этой балерины, как выяснилось, был горячий поклонник, практически жених, какой-то переводчик с французского, за него плотно зацепились, проверили со всех сторон, но у него такое алиби, которое не разобьешь. Вот на этом месте все и застопорилось, а наверху недовольны тем, что очень долго следствие идет, и передали дело другому следователю, – закончил свой рассказ Николай.
– Переводчик? – вскинулся Миша.
– Ага. Записка же была на французском, потому и зацепились.
– А какой именно переводчик?
– Не понял вопроса, – нахмурился Николай.
– Ну, он тексты переводит или разговоры?
– А, в этом смысле… Синхронист вроде, выезжал с делегациями за границу.
– С делегациями, значит, – задумчиво повторил Михаил. – Дурак ты, Колька, хоть и при должности, а ничего в этой жизни не понимаешь.
– Интересно, а что же такого ты понимаешь, что мне недоступно?
– Понимаю, почему дело передали другому следователю.
– Ну и почему же?
– Да потому же! – громким шепотом воскликнул Миша. – Ты что, не соображаешь, кто такой переводчик-синхронист, который выезжает в капстраны с нашими делегациями? Он или действующий офицер КГБ, или в резерве, или завербованный. Виновен он или нет, пусть даже просто причастен, а его необходимо из-под следствия убирать. С первым следователем, видно, не смогли договориться, нашли того, кто более покладистый и понимает, как жизнь устроена. Придумали про то, что наверху недовольны, и про то, что Астахова любил наш генсек, тоже наврали, я уверен. Просто нужна была красивая отмазка.
– Ну… Может быть, – неохотно согласился Николай.
Ему стало обидно, что он сам не додумался до такого простого объяснения. И еще более обидно, что об этом ни слова не сказал Саня Абрамян. Ведь он-то уж точно не мог не понимать то, что понимает даже Мишка, который в следствии без году неделя.
– Все равно, Миш, версия тухлая, я же говорю: там алиби железное, переводчик совершенно точно ни при чем, – снова заговорил он, стараясь не показать, насколько задет словами брата. – Будем надеяться, что новый следователь посмотрит на дело свежим взглядом и сообразит, в каком направлении двигаться. Давай расходиться, поздно уже, а завтра вставать рано.
– Не тебе одному вставать, неженка, – усмехнулся Михаил, поднимаясь. – Все работают, бездельников нет.