– И правильно делают, – Лариса откусила нитку, бросила пододеяльник на пол и потянулась к ножницам, чтобы отрезать от ленты очередную метку. – То, что продается в наших аптеках, ни одна приличная женщина себе на лицо не наденет. Любую красоту можно в один миг изуродовать такими оправами.
– Но ведь многие женщины ходят в очках и при этом красиво выглядят, – запротестовал он. – Что ты выдумываешь?
Лариса с какой-то непонятной грустью посмотрела на мужа.
– Коля, а ты не хочешь поинтересоваться у этих женщин, где они купили оправы, в которых так красиво выглядят? Нет? А я вот поинтересовалась. Они все импортные, привезены из-за границы. Потому и выглядят.
Он внезапно рассердился:
– К чему эти разговоры? Когда ты выходила за меня замуж, ты прекрасно знала, что я не дипломат и не народный артист, за границу не выезжаю, никакого блата, чтобы доставать импортное барахло, у меня нет. А сейчас у тебя вдруг появились какие-то претензии!
Она устало вздохнула:
– Нет у меня никаких претензий, милый. Я всего лишь пытаюсь объяснить тебе, почему не хочу носить очки.
Слово «милый» прозвучало для Николая так неожиданно, и повеяло от него таким давно забытым теплом, что он сразу же почувствовал себя виноватым. Как давно он не слышал от жены этого слова? Год? Два? Он даже и припомнить не мог… Но сердиться расхотелось. И отчего-то стало немного смешно: спор о преимуществах советских товаров над заграничными среди куч грязного постельного белья. Ну просто агитплакат для красного уголка!
Михаил явился без четверти девять, а буквально через несколько минут подтянулась Нина, запыхавшаяся и подозрительно раскрасневшаяся. К этому времени с бельем было покончено, и все уселись в комнате за стол. Нина моментально сжевала рыбные котлеты с макаронами и выскочила из-за стола.
– Ты куда? – строго спросил Николай. – А чай?
– Мне некогда, – бросила девушка из прихожей, застегивая ремешки на босоножках. – Я с девчонками договорилась, они меня ждут.
– Только не поздно! – крикнул ей вслед Миша.
– Отвали, – послышалось в ответ, после чего хлопнула дверь.
Михаил пожал плечами, на лице – осуждение и безнадежность.
– Вот как с ней справляться, а? Недосмотрим – и мы же будем виноваты, мать нам не простит.
Николай молча подошел к окну, постоял, глядя на улицу. Нина, в светлой кружевной блузке и короткой юбочке, почти бегом пересекла проезжую часть и помахала рукой, из-за угла дома напротив тут же вышел незнакомый парень. Ничего примечательно, такой же, как все: белая рубашка, скорее всего, нейлоновая, с закатанными рукавами, темные брюки. Волосы, пожалуй, чуть длинноваты, а в остальном вполне приличный.
– Девчонки, как же, – протянул он. – Стоит вон, ждет, терпеливый попался. Небось целовалась с ним в подъезде дома напротив, посматривала, когда ты появишься. Как тебя увидела – так и помчалась делать вид, что у нас семейный ужин, пообещала кавалеру, что быстренько отбудет номер и вернется.
Михаил тут же вскочил и тоже уставился в окно.
– Ничего вроде, с виду приличный, – констатировал он с видом знатока. – Ладно, попробую с ней поговорить, выспрошу, кто он и что. Надо все держать под контролем.
Они выпили чаю с ореховым печеньем, которое у Ларисы всегда получалось необыкновенно вкусным.
– И чего б тебе почаще не печь такую вкуснятину? – заявил Миша, который это печенье особенно любил и не уходил, пока не съедена последняя крошка. – Объеденье!
– А ты бы почаще на рынок за орехами и изюмом ездил, а потом еще сидел бы и колол их, – огрызнулась Лариса. – Есть и нахваливать ты мастер, что и говорить, а помощь предложить – так тебя и близко нет.
– Кухня – это женское дело, – равнодушным тоном ответил Михаил.
Дождавшись, когда Лариса уберет со стола и перемоет посуду, Николай позвал брата на кухню.
– Пойдем покурим, надо парой слов перекинуться.
Михаил взглянул на него недоуменно, но послушно направился следом.
– Чего? – спросил он, усаживаясь на табурет.