Этот разговор состоялся еще весной, и больше Николай Губанов к документу не возвращался, хотя думал о нем днем и ночью. Более или менее образованных и подготовленных сотрудников в милиции не хватало просто катастрофически. О том, что их мало, знали все, никакого секрета тут не было, но редко кто задумывался о том, что их непременно должно быть значительно больше. Подумаешь, экое сложное дело – борьба с преступностью и охрана общественного порядка! Да тут любой справится, было бы желание, а желание и идейность, как известно, от дипломов и аттестатов никак не зависят, об этом ярко свидетельствует вся история Советского государства. Рабочие и крестьяне безо всяких там институтов и Октябрьскую революцию совершили, и сельское хозяйство подняли, и целину освоили, и индустриализацию осилили. Такую страну построили! Самую лучшую в мире! С бесплатным образованием, бесплатной медициной, новые дома растут как грибы, и всем нуждающимся выделяется жилье тоже бесплатно. Спорить с подобными аргументами было трудно, да Губанов и не пытался, признавая их справедливость как бы в целом. Но когда доходило до частностей, согласиться не получалось.
После разговора с Михаилом о Викторе Лаврушенкове пришлось пойти в библиотеку. Спрашивать литературу о сектах Николай не решился: подумают еще, что у него мозги набекрень. Попросил том Большой советской энциклопедии, тот, который на букву «С», нашел соответствующую статью, внимательно прочел. Ничего там не было ни про ритуалы со свечами, ни про покойников и их духов. Мишка, выходит, тоже ничего о сектах не знал, как и следователь Полынцев. И ни один из оперов, которые проверяли Мишкину версию, тоже понятия не имел, что это такое. Опирались на невесть где почерпнутые сведения, больше похожие на страшные сказки, которыми развлекаются дети в пионерских лагерях. «Девочка, девочка, выключи радио, желтая рука идет по улице», и все в таком роде.
А еще из головы не шли слова Сани Абрамяна о том, что из показаний свидетелей по делу Астахова, коллег и знакомых певца вообще мало что было понятно. Половина слов – незнакомые. Не может ли оказаться, что именно в этих незнакомых словах и скрывается нечто важное?
Михаил уверенно утверждает, что следователь Полынцев все проверил и даже нашел неоспоримые доказательства вины Лаврушенкова. Юркиного товарища Славика Николай знал давно, симпатичный рыжий пацаненок, энергичный, непоседливый, всегда с улыбкой на веснушчатой физиономии, и отца его, Виктора, механизатора из близлежащего совхоза, встречал в поселке, здоровался, но подолгу с ним не разговаривал. Виктор и вправду производил впечатление чудика: странноватый, рассеянный, углубленный в себя. Мог пройти мимо и не остановиться, не ответить на приветствие, вроде как не видел никого вокруг, а мог столкнуться с Николаем раза три за один день и все три раза останавливаться и спрашивать одно и то же: «Как дела? Приехал своих проведать? Как там в Москве, что слышно?» Как будто полностью забывал, что буквально час назад спрашивал то же самое… Да, странности в поведении Лаврушенкова-старшего действительно были, но при чем тут секта-то?