– Ага. Для детей и внуков членов Политбюро, и Первых Секретарей Обкомов, – пошутил Никита.
– И КООД и милиция их не разгоняет, а, напротив, охраняет, – подхватил я. – Чтоб никто лишний туда не проник и не узнал, что они там делают.
– А они там такое вытворяют! – Никита затряс головой от восхищения. – Там такое происходит… Там таких вот известных тебе секретных туалетах по два десятка на каждом этаже и страдающих иностранок– море. На любой вкус…
– Сколько же зависти в людях бывает, – невозмутимо отозвался Сергей. – Чем завидовать лучше бы по делу что – нибудь сказали бы.
– Какой закрытый концерт? Это же Лужники! В Лужниках закрытые концерты не делают. Похоже, чтоб не создавать ажиотаж, не спешат с афишами. Все равно билеты в два дня разлетятся… Вы вот на что лучше обратите внимание.
Я перевернул билеты и показал на красную надпись: «С правом входа за кулисы».
– Понимаете?
– Нам зовут в гости?
– Именно.
…То, что о нас помнили наши немецкие друзья, была одной хорошей новостью, а вот второй не менее приятным событием было создание очередной песни на слова Вознесенского. Наше обещание Андрею Андреевичу мы не забыли…
Новую песню мы уже сделали и играли, но каждому из нас понятно было, что все, что получается у нас– это не совсем то, что хотелось бы порадовать слушателей. Возможно дело в том, что тот факт, что мы играли на танцах, как – то отражался на нашу возможность петь с проникновенной пронзительностью. Мы все слышали ее в том времени и понимали, как она должна звучать в идеале… А в нашем исполнении она звучала по– другому. Не получалось у нас. И не в количестве инструментов на сцене было дело. Похоже мы для этой песни стали слишком молоды…
– Может быть профессионала привлечем? – предложил Сергей.
С профессионалами у нас было совсем плохо… Знакомый профессионал у нас был только один.
– Аллу Борисовну? Это все– таки не женская песня. Это ведь не похабство про парочку лесбиянок? Представляете, о чем могут люди подумать после первой же фразы. «Ты меня на рассвете разбудишь…»?
– Наши люди гадости не думают. Они по– другому воспитаны. Тут, похоже и такого понятия как «лесбийская любовь» никто не знает.
– Нет. В любом случае не стоит. Тут – высокие чувства.
– Тем более она еще «Арлекино» не исполнила. По «Арлекино» что – то ясно? Будет он петь или нет?
– Пока информации нет…
– А вот интересно чем сейчас сам Караченцов занимается?
Мы посмотрели друг на друга и одновременно пожали плечами. А кто его знает?
– Наверное учится где– нибудь и, кстати, у него калибр тоже для такой песни маловат. Вот когда подрастет, жизненного опыта накопит…
– Тогда наш Женя Садин.
– Слащав… – с сомнением сказал Сергей.
– Обломаем…
– А если…
– А если не будет обламываться, – поспешил сказать я. – Тогда будем придумать что – нибудь другое. Но начать надо с него…
– Как он нам и послушает. Мы в его глазах школьники. Может быть талантливые, но– школьники. А он– профессионал, артист Мосэстрады.
Мы помолчали.
– Тут надо опять Андрея Андреевича привлекать. Он, думаю, оценит нашу песню и посоветует кого – нибудь.
– Получается написать «демку» и к нему в гости? А если он опять Иосифа Давыдовича призовет?
Никита вздохнул.
– Кобзон, конечно, это сейчас знак качества, только…
– То-то и оно, что «только»…
– А может быть все– таки сами? Только не как обычно. Это ведь не роковая песня. Если ее исполнять нашим составом, то точно испортить. Тут или оркестр нужен, или простая гитара…
– Ну, давайте пробовать…
– Нет. Не сейчас. Тут настроение соответствующее нужно…
– А чем займемся?
– Да я тут одну новую песенку вспомнил. Настоящий гимн безнадеги… Помните «Кто виноват…»
– Макаревича?
– Нет. Это вроде бы Романов. «Кто виноват, что ты устал, что не нашел чего так ждал…» Под такую погрустить самое то! Такая детская грусть! Такое отчаяние.
– Ага. Словно у тебя мороженное отобрали…
– Экспроприируем?
Я заиграл вступление и меня снова посетила мысль, что все мы трое наследники сгинувшей цивилизации или же кладоискатели, нашедшие бесхозную копилку, о которой хозяева напрочь забыли и емкость этой копилки близка к бесконечности.
– Считай, что уже…
…В нашей школе мы были людьми известными. И несмотря на то, что мы чувствовали себя взрослее и стояли в стороне от подростковой школьной жизни, все– таки какие – то волны и брызги долетали до нас. Это проявлялось в частности и в том, что наш директор, Семен Петрович Креймерман знал нас в лицо и при встрече поживал руки. Это льстило самолюбию, так что очередной вызов к директору мы восприняли без внутренней тревоги. Неприятностей от него мы не ждали.
Он ждал нас в кабинете не один.
– Вызывали, Семен Петрович?
Директор сидел какой – то благостный. Наверняка его распирали хорошие новости.
– Приглашал.
Он повернулся к своему гостю– мужчине лет тридцати в хорошем кожаном пиджаке.
– Вот они, ваши герои…
Мы вопросительно переводим взгляд с одного на другого. Что ждать от директора понятно, а это что за тип?
Через секунду все стало ясным.
– Я корреспондент журнала «Ровесник». Меня зовут Александр Алексеевич. Я тут для того, что поговорить с вами.
– Интервью? – спрашивает Никита.