Дефо

Дефо был современником не только темных предрассудков, в силу которых еще верили в дьявола и жгли ведьм. Он был современником великого научного переворота, ньютонианского, подготовленного мощным, по существу, атеистическим свободомыслием, вовсе отрицавшим бога или оставлявшим за ним место «первопричины», которая может уже и не учитываться при рассмотрении законов природы. По сравнению с крайними материалистами, какие тогда тоже были, сам Ньютон не является полным атеистом, как не являлись таковыми ни Гоббс, ни Локк, ни их прямые ученики, но для Дефо все «гоббисты» – это «слуги дьявола».

В безверии Дефо видел признак прежде всего социальный. Ведь это было свободомыслие «сверху», распространявшееся в привилегированной среде, которой Дефо не доверял, которой он страшился. В общем плане ситуация разобрана Энгельсом: «новая… форма материализма оставалась аристократическим… учением, и поэтому оно было ненавистно среднему классу, являясь в глазах этого класса и еретическим, и направленным против его интересов».[26] Вот, например, Болингброк – государственный деятель и философ, последователь Гоббса, лидер новой аристократии и вместе с тем один из тех, чьи идеи имели своими отдаленными последствиями мощнейшее демократическое движение во Франции на исходе XVIII столетия. Дефо, как мы знаем, зависел от него, наблюдал его непосредственно, и если бы спросили мы мнение Дефо о Болингброке, то он, должно быть, ответил бы нечто вроде нам известного: «Для себя лишь хочет воли…» В «Тайной истории белого посоха», излагая историю министерских интриг, он, собственно, так и написал.

Ф. Энгельс говорит: «…новое учение не только приводило в ужас благочестивый средний класс, – оно в довершение всего объявило себя философией, единственно подходящей для ученых и светски образованных людей, в противовес религии, которая достаточно хороша для необразованных масс, включая сюда и буржуазию».[27]

Как мог смотреть на свободомыслие «для избранных» тот, кого друг Болингброка, доктор Свифт, презрительно обозвал «безграмотным»? Со своей стороны, Дефо назвал Свифта «циником». Для Дефо свободомыслие духовно-сословной верхушки было в первую очередь проявлением своекорыстия, своеволия, заботой исключительно о своих интересах, которые не должны быть ущемлены никакими, так сказать, «предрассудками». «Пусть их погрязают во мраке невежества, а мы прежде всего не будем связывать себе руки ничем, в том числе и „волей господа бога“», – такова шедшая сверху тенденция, она и вызывала у Дефо тревогу: «Горим!»

Один из министров, имея в виду Свифта, сказал, что «дублинского декана» можно заставить замолчать только силой целой армии: за него встанет вся Ирландия. Свифт выступал в защиту народа, но есть одно существенное различие между ним и Дефо. Автор «Прошения бедняка» говорил прямо голосом народа. А слова о Свифте, целой армии и Ирландии – это хотя и красноречивые, но все же только слова, фраза, легенда. Ни один из мыслящих современников Дефо не жил вместе с народом так, как он, ни один из них и не принимал практического участия ни в каком из больших событий, за исключением журнальных битв. Все было издалека и зачастую свысока. А Дефо бывал в бою с оружием в руках. «Черную смерть» – чуму не со стороны наблюдал, в «большом пожаре» горел, стоял у позорного столба и неоднократно судим был людьми, собственные преступления которых исчислялись в цифрах астрономических.

Дефо – человек улицы и толпы в прямом смысле слова. Его книги о дьяволе и привидениях – это борьба с темнотой, какую высокие умы считали для «толпы» нормальной.

Как всегда, у Дефо простая, доходчивая и убедительная речь о тех вещах, что многим мнятся и мерещатся, а Дефо, разделяя вроде бы с «темным человеком» его страхи и предрассудки, исподволь разрушает их, подобно тому как он обезвреживал изнутри деятельность оппозиционных журналов и газет. Классифицировал он преступления и преступников – классифицирует призраков и привидения. Он даже со священным писанием вступает в спор относительно существования нематериальных тел…

Конечно, Дефо был человеком своей эпохи, вполне обычным и даже подчас отсталым человеком, верившим в волю всеблагого провидения и в злую дьявольскую силу безо всяких кавычек, однако свою веру стремился он верифицировать настолько фактографически, что от такой проверки только шаг до разрушения всякой мистики. И ведь характерно, что одновременно с магическими историями писал он «Наставление виноторговцам», «Краткий очерк жизни шести воров» и «Очерк о литературе».

У Дефо не только нечистая сила подвергается практическому анализу, но так же, буквально на ощупь, как проверял он платье призрака в «Очерке о госпоже Вил», приближается он к святым и патриархам.