Действующие лица

Конец августатысяча девятьсот девяносто пятого года.Просыпаюсь за полночьв ярости от ликующе-страстного гудаИ тут же давлю источник вокала —недососавшего жизнь мою гада.В окне, шурша и причмокивая,разволакивается вчерашней газетой обещанная погода.Морфей мгновенно слинял,и можно подвигать извилинами, покудаЕщё не мотает жилы твои на скребки и на метлы

дворничих разухабистая бригада.От первой же мысли о том,что жизни осталось так безнадёжно мало,Во лбу мгновенно мелеет,во рту – как будто в похмельных потьмахпо ошибке наелся мела;Тем более волны житейского моря уже рассекаешь,не как фрегат, а в качестве мола.Вообразишь, смутишься, одно и подумаешь:«Эк тебя заломало»,Порождённая наспех химера, стряхнувши небытие,тебя же и поимела.

Всё надеялся: как-нибудь перемелется,да никак не вымолить время для перемола.За окном между тем занялось:заиграло, запело, ударило светом,на стене взбликовало фотоСочинителя Л. с бородой нараспашку,с ущербной улыбкой провинциального фата;Из-за шкафа смущённо вылез призрак счастьяс традиционным приветом от господина Фета.Оставалось начать: забегать, врубить, сполоснуть;оставалось жить – была бы охота

За тобой максимально неощутима,и потому никаких сверхпрограммот романа с суперзвездой до поедания суперфосфата —Вот одно из главных условийуспешного наведенья психотроп и мостов,а проще сказать – душевного марафета…Конец августа и бесчисленных репетицийещё в июне обещанного действа,называемого «Прощание с летом».От судьбы не уйти – так известный праведник,спасшись из города грешников,погибшего в пламени лютом,

Всю свою благодать профукал в момент,затеяв инцест с дочерьми,и звали этого старого греховодника Лотом.Вот и я таков – не в смысле инцеста, а раб судьбы —вот и дергаюсь, что твой юнкер Шмидт с пистолетом,Глядя с горечью, как осина, и клён, и лиственница,уходя, приветствуют нас безмолвным салютом,А ночами всё гуще тянет в окно гнилью и сыростью,понимаем, что гибелью, а говорим – болотом.Август – октябрь 1995

Просьба

Памяти Эрика