Декамерон 1914

Я все узнала об Амалии Фридриховне, поняла, что это весьма достойная женщина, и мне не хотелось самовольно устраивать de terror sangriento[82] в ее заведении. И я сделала вот что: просто явилась сюда и в открытую поведала Амалии Фридриховне обо всем. Ну а дальше…

Впрочем, дальше — увидите сами.

С этими словами она громко позвонила в колокольчик, которым обычно в пансионате созывали к обеду гостей. Вскоре послышался какой-то грохот на лестнице, и через минуту-другую в залу вплыла Лизавета, катя перед собой кресло-каталку, в которой сидел крепко связанный господин Петров с кляпом во рту.

— Кажется, наступает последний акт драмы, — произнес профессор Финикуиди.

Ми услышала его слова и кивнула:

— Да, последний акт. — Затем громко провозгласила: — Последний акт, под названием: «Смерть грязного, вонючего козла»! — Она вытащила кляп у него изо рта и издевательски вежливо сказала: — Из особого уважения к вам доставили вас сюда на этой колеснице. По-моему, вы что-то сокровенное желаете сказать?

Он повернул голову к Амалии Фридриховны и воскликнул:

— Я вас считал порядочной дамой, а вы обманом заманили меня сюда!

— Ну, — спокойным голосом ответила она, — не будем говорить об обмане. Кто выдумал эту историю о невинном, соблазненном гимназисткой учителе латыни? А ведь я уже знала, кто вы есть. Одному Господу известно, чего мне стоило все время удерживаться, чтобы не выцарапать ваши гнусные глаза.

И тут он изо всей мочи завопил:

— Караул! Убивают! На помощь!

Ми поспешно опять засунула кляп ему в рот, а Лизавета вдобавок припечатала его своим кулачищем по темени со словами:

— Вот тебе, Петров хер! — отчего он сразу обмяк.

Вопль его, однако, возымел отклик, минуту спустя дверь открылась и на пороге залы появился ротмистр Бурмасов. На ногах он стоял уже не слишком твердо, а запах коньяка, исходивший от него, достигал даже противоположного конца залы.

— Тут, кажется, звали на помощь? — проговорил он.

— Тебе, Вася, показалось, — ответил Шумский (я по привычке все еще называл его для себя так).

— Но он же — связанный.

— Да это ж, Вася, любительский спектакль. Вакхическая трагедия, называемая «Заклание козла». Кстати, слово «трагедия» переводится с древнегреческого как «козлиная песнь».

Бурмасов кивнул в сторону связанного:

— А этот что делает?

— О, да это и есть исполнитель главной роли — козла, то есть.

— А-а… И чего ж он так глаза выпучил?

— А это он, Вася, хорошо в образ вжился — по системе господина Станиславского.

— А-а…

В этот момент за окном послышался стук колес и конское ржание.

— Вон и висьолий Антон подъехал, — сказал Львовский, — нам надо бы уже выходить.

— Он подождет, — ответила Амалия Фридриховна. — Сперва все же доиграем трагедию.

— Так что ты, Вася, — посоветовал Шумский, — ступай пока в мой нумер, у меня еще коньячок остался; ты там немного пригубь, а я приду — выпью с тобой на посошок.

— Да, непременно… — С тем Бурмасов удалился.

— Давай, Лизавета, — сказала Ми, и они вдвоем покатили куда-то кресло-каталку с мычащим сквозь кляп отправляющимся на заклание (пардон) козлом.

Через полчаса мы усаживались в хароший файтон к висьолёму Антону. Мы — это я, лже-Шумский, Львовский, Евгеньева, генерал Белозерцев, Грыжеедов-Хлебородов и Ми. Не много же нас, постояльцев пансионата, смогло отправиться в обратный путь. Провожать нас вышли Бурмасов, Дуня, Амалия Фридриховна и профессор Финикуиди (он выразил желание пока что остаться здесь, в «Парадизе», вместе с нею).

— Гм… А вроде должно быть больше… — пересчитав нас, проговорил Ротмистр. — Раз, два… Точно же — больше должно быть!

— Вам показалось, — ответил я.

— Но — как же? Я ведь считал. Никак, снова пропал кто-то?..

— Может быть, может быть, — сказал я задумчиво. — Люди тут, знаете ли, иногда пропадают. И не только люди — некоторые предметы здесь тоже бывает что пропадают, порой даже весьма ценные.

Услышав про предметы, развивать эту тему ротмистр не стал, лишь вздохнул:

— Ошибся, выходит. Выходит, надо писать новый рапорт вдогон.

— Да, — кивнул я, — уж постарайтесь, отпишите там что-нибудь.

А лже-Шумский крикнул:

— Жутко рад был, Вася, знакомству с тобой! Не поминай лихом друга Колю! А будешь в Москве — заходи, ей-ей, не пожалеешь.

— А вот как выйду скоро в отставку выйду — так, может, и загляну.

— Вот и превосходно! Посидим!

Тут вдруг на пороге появилась Лизавета.

— Погодьте, я с вами! — крикнула великанша. На своем могучем плече она держала свернутый тяжеленный ковер. — Мне тут недалёко, до Чертова колодца.

Она втиснула ковер в фаэтон, втиснулась туда сама, и мы тронулись.

Когда проехали меньше версты, Лизавета крикнула висьолёму Антону, чтоб остановился, и с ковром на плече вышла. Ми выпрыгнула вслед за ней.

Вдвоем он оттащили куда-то ковер и через пять минут вернулись уже без него. Я вспомнил слова Лизаветы: дырка до самого ада. Что ж, вы прибудете по назначению, господин Петров, или как вас там. Во всяком случае, «козлиная песнь» была закончена.

Лизавета сказала:

— Назад я — пёхом.