Дела минувшие

Пролетка оставила позади всю Большую Покровскую, миновала монастырь и выбралась за город. Проехала лагерную церковь, свернула к Оке и уперлась в полосатый шлагбаум. Вестовой начал было объясняться, но начальник караула замахал руками:

– Езжайте в третий проулок, их высокоблагородие полковник Беклемишев давно вас ждут!

Длинные шеренги белых полотняных палаток радовали глаз ровностью линий. Особняком, ближе к валику, стояло несколько дощатых балаганов – полковые собрания и дома командного состава. В одном из них сыщик и нашел Беклемишева. Тот был сам не свой:

– Слава богу, это вы, господин георгиевский кавалер! Вы нас, военных, не подведете.

– Помилуйте, Нил Петрович, третий случай подряд! Прав Благово: нужно выжечь заразу дотла. Рассказывайте, как все произошло.

Полковник отвел полицейского в сторону и стал излагать.

Полк перебрался в лагеря неделю назад, и все вроде бы шло хорошо. Через месяц ожидали со смотром самого великого князя фельдмаршала Николая Николаевича-старшего. Для этого подтягивали маршировку, шагистику, а стрельбы пока решили отложить. Офицеры и солдаты повеселели – на свежем воздухе лучше дышится. Одно только плохо: все добавочные деньги уходили на извозчиков.

Лыков понимал, о чем речь. Офицеры за каждый день нахождения в лагерях получают добавочное содержание – тридцать копеек. Вроде бы мелочь, однако для подпоручика уже кое-что. Но молодому человеку хочется заглянуть и в театр, и в гости к знакомым барышням. Ехать в Нижний из лагеря накладно: извозчик сдерет сорок копеек. Приходится вместо прибытку терять гривенник. Офицеры изгалялись по-всякому: садились втроем в один экипаж, клянчили коляску у полкового командира, добирались верхом на кобыле ротного… А все равно удаленность лагеря создавала неудобства, и благородия стали от скуки опять поигрывать в карты.

– Вы им разве не запретили? – прервал на этом месте Беклемишева Алексей.

– Запретил, а что толку?

– Но ведь приказ! Как они посмели не выполнить?

– А то вы не догадываетесь как, – сердито ответил полковник. – Нельзя запретить карты в лагерях. Невозможно! Такие приказы заведомо невыполнимы. В казарме и то трудно, а здесь… Опять же, ротные командиры покрывают. И сами не прочь бросить рубль на зеленое сукно. Завели даже складной круглый стол и переносят его из казарм в лагеря и обратно.

Титулярный советник вздохнул:

– Продолжайте. Когда пропал подпоручик Аглицкий?

– Сутки назад. Сначала думали, он застрял где-то в городе. Хотя на Александра Борисовича это не похоже. Серьезный, готовится к поступлению в академию Генерального штаба. Атласных колод сторонится. Однако… дело молодое… Я сперва не встревожился. Послал только его денщика на квартиру.

– А где квартира?

– В Белых казармах. Полку выделили там несколько комнат.

Белыми казармами назывались два старых корпуса позади военной гимназии, возле манежа. В них жили преподаватели и обслуга аракчеевцев.

– И что денщик? Вернулся ни с чем?

– Точно так, Алексей Николаевич. Хозяйка квартиры сказала: он приехал вечером, а утром его уже не было. Как и когда вышел, неизвестно. И еще: среди ночи послышался ей за стенкой какой-то шум…

– Зачем же вы меня сюда вызвали? Надо было там обыск делать!

Беклемишев смутился:

– Без меня не стоило бы. И потом, тут тоже надо посмотреть… товарищей расспросить…

Это было разумно, и они вдвоем отправились в офицерский балаган. Пропавший подпоручик делил комнату с другим младшим офицером Седьмой роты князем Кольцовым-Масальским. Алексей помнил, что их сиятельство был игрок, и потому расспросил его с пристрастием. Но ничего не добился. Подпоручик был чем-то взволнован, однако держался нагловато. Сашка уехал в город, сказал – надо забрать учебники по тактике. Он же к академии готовится. И не вернулся. Да, на него не похоже. Может, что-то романтическое? Вообще в роте Сашку не любили. Задавался, ставил себя выше всех… А вдруг от этих учебников Аглицкий подвинулся умом? И утопился в Оке. Такой случай был у них в юнкерском училище, и тоже с зубрилкой. Больше добавить ему нечего, это дело полиции – искать пропавших людей. Карты? Какие карты? Нет, господин полковник запретил, с этим строго, ни-ни!

Лыков вызвал на беседу десяток нижних чинов из полуроты Аглицкого. Все они шли для прикрытия Кривошапкина. Осведомитель сообщил на ухо следующее:

– Играют, Алексей Николаич, еще как дуются. С вечера и до утра. У капитана Рутковского отдельная комната, вот в ней и царит веселье. Дым коромыслом, денщики таскают водку с пивом… С других рот ходят офицеры, и с Десятого полка есть, и с Двенадцатого, и казаки с дальних лагерей. Одно слово – притон. Даже партикулярных я там видал!

– Партикулярных? – удивился Лыков. – Кто такие? Запрещено их в лагери пускать.

– Капитану Рутковскому запрета нет. Он в полковом собрании главный горлодер, другие старшие офицеры на его стороне. Кроме Асатцева. Опять же, ротный – поляк, как батальонный и дивизионный начальники. Вот Беклемишев и боится с ним спорить.

– Полковник не может поставить на место капитана?

Унтер-офицер лишь развел руками: