Дела минувшие

Благово сообщил Корево последние соображения: про часы, про сдавшего их поляка и про слова Аккермана о страшных беглецах. И показал письмо Департамента государственной полиции и телеграмму из Плоцка. Генерал некоторое время молчал, по лицу его ходили желваки. Потом он объявил:

– Немедленно примите все меры, какие считаете необходимыми. Я их заранее одобряю. Обыск на квартире Рутковского? Будьте любезны! Задержание самого командира Седьмой роты? Сейчас сделаем приказ об отстранении от обязанностей и содержании на гауптвахте. Вы и ваши люди будете допущены к нему для проведения дознания и следственных действий. Пора выжечь заразу. Я им дам национальную мозоль!

На соблюдение формальностей ушло пять часов. Все это время в номерах «Берлин» сидела засада – вдруг заглянут беглые паны? В результате вместо них явился судебный следователь. В его присутствии Лыков произвел обыск у командира Седьмой роты и нашел много интересного. Одних карт насчитали семьсот колод. Все они были обклеены бандеролями[43] и все оказались на поверку краплеными! Но карты ладно, в бюро капитана на самом виду лежала препроводительная бумага из Плоцкого полицейского управления об этапировании Антона Рутковского. Похоже, шулер каким-то образом умыкнул ее при побеге. Улика была столь значительная, что о ней сразу же сообщили Благово.

Не менее важная находка обнаружилась в кармане зимней шинели. Широкое кольцо из золота пятьдесят шестой пробы с внутренней гравировкой: «Павел Шенрок». Драгоценность якобы застрелившегося подпоручика – как она могла оказаться у его командира? В лучшем случае он ее украл, снял с трупа. А в худшем? Видимо, Рутковский, полагаясь на свой высокий чин и закрытость армии, никак не рассчитывал на обыск…

Судебный следователь актировал находки, и они вдвоем с Лыковым поехали к начальнику дивизии. Генерал Корево осмотрел улики, выслушал объяснения и со своей стороны сообщил:

– Подозреваемый арестован согласно моему приказу и помещен на гарнизонную гауптвахту. Письменное согласие у вас на руках. Делайте с этим мерзавцем что положено, только держите меня в курсе дела.

Начались обыски, допросы и аресты. В Седьмой роте не осталось ни одного офицера – командир сидел на «губе», а остальные были отстранены от должности и давали показания. Пришлось срочно переводить на их место офицеров из учебной команды и других рот. Золотопогонные сначала отнекивались незнанием. Тогда сыскные крепко тряхнули их денщиков, ординарцев и вестовых. Те молчать не стали и вывалили всю картину непотребства, творящегося под началом капитана Рутковского. Масштаб аферы поражал. В Девятом полку, на глазах у множества людей, полгода существовал тайный игорный дом. В нем обыгрывали краплеными картами простаков со всего гарнизона. Непосредственно мишурил старший брат ротного командира Антон. В темных делах ему помогали три соотечественника. После самоубийства (или убийства) подпоручика Шенрока банда Антона исчезла на время – уехала в Польшу и там попалась. Ребята сели в подследственную тюрьму, сбежали из нее и вновь спрятались в Нижнем Новгороде под крыло Седьмой роты…

В конце недели нашли тело несчастного Александра Аглицкого. Его задушили и бросили в водоприемный колодец ренстоков[44]

на Суетинском съезде. Факт убийства стал очевидным. Три поляка по телеграмме полицмейстера были сняты с московского поезда на станции Ковров. Это оказались Франц Соколовский, Людвиг Эртман и Антон Рутковский. У последнего при себе нашли серебряную мыльницу, пропавшую из квартиры задушенного подпоручика. Вот мелочная душа…

На свободе оставался последний и самый опасный член банды Войцех Стахович. Поймать его никак не удавалось. Лыков считал, что негодяй скрылся из города, а Благово полагал, что он прячется где-то здесь. Никаких подсказок, где искать убийцу, у полицейских не было. Как часто бывает в сыскном деле, помог случай.

Мировой судья Третьего участка разбирал спор между двумя дамами. Начальница Мариинского института благородных девиц, вдова генерал-лейтенанта Анна Александровна Баллюзек, поругалась в магазине с начальницей женского епархиального училища, вдовой коллежского регистратора Музой Петровной Менделеевой. Спор вышел из-за того, кому достанется позументная лента. Генеральша решила, что поскольку ее покойный муж перегнал мужа соперницы на десять чинов, то и лента ее. Еще и нахамила при объяснении. А регистраторша взяла да и подала на нее в суд и представила свидетелей. Надутая генеральша явилась в камеру мирового судьи, чтобы посмеяться над соперницей и публично ее унизить, но вышло наоборот. Мировой выслушал стороны, опросил свидетелей и объявил вердикт, какого госпожа Баллюзек не ждала. Штраф в пятнадцать рублей и извинения! Начальница девиц была в шоке. Как же так? Генерал-лейтенантша будет извиняться перед коллежской регистраторшей? Куда катится Российская империя? В запале она наговорила грубостей и сопернице, и судье. И среди прочего сказала: да у вас там бордель в епархиальном, учительница рукоделия живет с каким-то поляком!