Никто не обратил внимания на эту фразу, кроме Петра Фороскова, который был вызван как свидетель по следующему делу и пришел пораньше. Услышав такое, надзиратель бегом помчался на Алексеевскую. Вскоре две пролетки с полицейскими подлетели к училищу. Огромное здание выходило главным фасадом на Большую Покровку, а другими – в Холодный переулок и во дворы. Оттуда при удаче злодей мог выскочить на Студеную или Звездинку и скрыться. Но сыскари уже знали, где комната учительницы рукоделия Антониды Дюльбиной. Перекрыв выходы, они кинулись прямо туда.
Алексей мчался первым и весь трясся от нетерпения. Сейчас он прижмет эту сволочь… Своротив дверь вместе с засовом, титулярный залетел в жилище. Навстречу ему вскочил высоченный дядя с плечами, как у циркового борца. Но состязание в атлетизме вышло недолгим. Через минуту поляк лежал на полу, из носа у него вязко вытекала кровь, а под сапогами сыскных хрустели выбитые зубы…
Дальше дело было передано по принадлежности, то есть судебным властям. Эртман и Соколовский дали признательные показания. Они подтвердили подозрения полиции, что подпоручика Аглицкого удушил Войцех Стахович. Братья Рутковские в это время держали его за руки. Именно капитан постучал в дверь и попросил жертву впустить палачей… Это произошло после того, как Аглицкий имел объяснение с ротным командиром и пообещал ему, что подаст рапорт о творящихся в полку безобразиях. И не начальнику дивизии, а сразу командиру Семнадцатого корпуса, докуда руки поляков никак не могли дотянуться… Убийцы хотели представить исчезновение младшего офицера как бегство. Нет тела – нет дела. Но их подвела жадность, а еще вмешалась случайность. Стахович в тот же день отнес золотые часы убитого дьякону-расстриге на Толкучий рынок. А вскоре к тому нагрянула с облавой сыскная полиция…
Загадка смерти подпоручика Шенрока осталась до конца не раскрытой. Следователь отказался объединять два дела, ему хватило убийства Аглицкого, где имелись все необходимые улики. Эртман с Соколовским вспомнили, что Шенрок проиграл шулерам пять тысяч рублей. Он пытался просить эти деньги у богатого отца, но тот отказал. Дальше было неясно: то ли офицер сам застрелился, то ли ему помог все тот же Стахович, чтобы устрашить других должников.
Сразу после смерти офицера преступники спрятали Елпидифора Сомова от сыщиков. Перевели в солдатскую артель и отправили в Гордеевку. Но дело закрыли, а солдаты вскоре выгнали бездельника обратно в роту. Там глупый и жадный парень начал в подпитии много болтать, а потом потребовал от ротного денег за молчание. И тогда его брат-бандит разыскал в притонах своего приятеля по каторге Кольку Бешеного и дал ему заказ – выманить и убрать трепача.
Благово и Лыков присутствовали при разговоре генерал-лейтенанта Корево с пока еще капитаном Рутковским. Венцеслав Станиславович вышел белый от ярости. Алексею показалось, что сейчас он ударит соотечественника; тот даже отшатнулся. Но начальник дивизии взял себя в руки. Он начал говорить сначала по-польски, но тут же перешел на русский, чтобы было понятно всем:
– И ударил бы, если бы вы могли дать сдачи! А так приходится терпеть. Но вот что я вам скажу. Вы дурной офицер. Вам не место в русской армии. И вы очень плохой поляк! Мне стыдно, что мы с вами одной крови. Подите прочь с глаз моих. И будьте вы прокляты!
Вечером сыщиков вызвал Каргер и стал задавать вопросы:
– Я тут многое не понял, разъясните, пожалуйста. Отчего, если в банде был свой штатный душитель Стахович, для убийства Сомова пришлось нанимать Кольку Бешеного?
– С поляком денщик не пошел бы в притон, – пояснил Павел Афанасьевич.
– И уж тем более ночью во Вшивый куст, – добавил Алексей.
– Пусть так. Но Шенрок! Сын богатого родителя – и не собрал пять тысяч? Да любой ростовщик дал бы ему эти деньги под вексель. С лихвенными процентами, конечно.
Благово кивнул Лыкову. Тот ответил обстоятельно:
– Лично для меня это еще одно доказательство того, что подпоручик Шенрок умер не по своей воле. Он мог бы занять денег, но, видимо, не захотел. А объявил себя жертвой шулерских приемов и отказался платить. И тогда его убили – в назидание другим. Офицеры догадывались и молчали. Притон действовал без помех, весь гарнизон туда шлялся. А полиции ни гугу. Вот как тут бороться с преступностью, Николай Густавович?
Шел июль 1881 года. Весь Нижний стоял на ушах: ожидали приезда молодого государя. После смерти отца Александр Александрович спрятался в Гатчине и не показывался на публике. Он даже перестал бывать в Петербурге, министры ездили с докладами в Гатчинский дворец. Охрана царя срочно перестраивалась на новые рельсы. Доверенные лица Александра Третьего вели тайные переговоры с могущественной «Народной волей», дабы уберечь венценосца от неминуемой смерти. Но для Нижнего Новгорода было сделано редкостное исключение. Государь обещал приехать на освящение Новоярмарочного Александро-Невского собора, того самого, где зимой титулярный советник Лыков с друзьями спасли прежнего императора.