Дела минувшие

Допрос прошел быстро и дал результат. Гусаков, толстый и неопрятный, сперва держался. Буфет есть, так он оформлен по правилам. Деньги за промысловое свидетельство уплочены. Петров выслушал и взял быка за рога:

– Ты кому комнаты предоставляешь? Знаешь, что Перегородкин, твой жилец, на самом деле цепной убийца? И доказанно казнил уже четырех человек?

Номерщик возразил:

– Так у него в паспорте это не написано!

– Поспорь еще со мной! Вот, послушай надворного советника Лыкова, чиновника особых поручений Департамента полиции.

Услышав про Департамент, Гусаков заметно насторожился. Алексей не стал его жалеть:

– Того, что ты приютил убийцу, достаточно, чтобы отобрать у тебя патент навсегда. Никто не станет разбираться, что там было написано в паспорте. Состоишь под надзором полиции? Состоишь. Был скупщиком краденого? Был, а скорее всего, и есть. Сидел в тюрьме? Сидел. Чего еще надо?

Он повернулся к полицмейстеру:

– Федор Иванович, давайте вышлем его из города в двадцать четыре часа. Унтербергер после сегодняшнего разговора подпишет распоряжение не глядя.

Тот понял сыщика и подыграл:

– А и правда, давно пора. Не хочет сотрудничать с полицией – зачем нам такой? Тем более на Пологой улице.

Гусаков понял, что дело плохо, и сразу согласился «дружиться с вашими высокоблагородиями». Лыков расспросил номерщика насчет Звенцова, и тот рассказал немало интересного.

По его словам, бродяга прожил у него две недели и почти все время проводил где-то в городских притонах. Уходил утром, возвращался вечером. Пил очень умеренно. Вел себя осторожно, ничего в номере не оставлял и проверял, нет ли за ним слежки. Женщин не водил, корреспонденцию если и отсылал, то сам, не доверяя коридорному.

– С кем он общался на твоих глазах? – стал задавать наводящие вопросы Алексей.

– Было такое только один раз, ваше высокоблагородие. Приходил к нему староста артели нищих, знаменитый Сивуч.

Питерец кивнул полицмейстеру, и тот выдал справку:

– Есть такой, и действительно знаменитый в определенных кругах. Их трое: Сивуч, Кудрявец и Мордвин. Старшие «стрелки»[120]. Стреляют по Светланской не первый год. Все бывшие сахалинцы, прибывшие сюда после выхода на поселение. Собирают подаяние и тут же пропивают. Так, беззлобные деды…

Лыков с Гусаковым одновременно рассмеялись. Сыщик пояснил:

– Слыхал я про этих беззлобных у себя в Корсакове. Атаманы всей сахалинской колонии, что пригрелась у вас, Федор Иванович. Вот, значит, с кем общался Звенцов. Любопытно…

И добавил металла в голосе:

– Гусаков, расскажи об этих ребятах все, что знаешь.

Номерщик потупился, но стал сообщать подробности. Оказалось – это было новостью для полицмейстера – что в городе имеется целая организация бывших сахалинцев. Заправляет ей Сличенко, который содержит кабак на Фонтанной. Кабак знатный, там честному человеку делать нечего. Притон, в котором скупают краденое, укрывают беглых и беспаспортных, дают наводки на богатые квартиры и даже, по слухам, выделывают фальшивую монету. Трое нищих – штаб Сличенко, его ближайшие помощники в преступных делах. Люди они прожженные, прошедшие огонь и воду, еще с клеймами на лицах[121]. У каждого свой отряд, якобы из «стрелков», ана самом деле ухарей с кистенями. Именно эти ребята ночью собирают по всем слободам добычу, а утром ее сортирует и выкупает Сличенко.

Коллежский асессор был поражен:

– Сивуч такой благообразный! Да я сам бросал ему в шапку экимарник[122]. Не раз и не два. А подаяние от Гоппена разве не он делит? За одно это старик пользуется во Владивостоке большим авторитетом. И вдруг такое…

– Что за подаяние? – спросил Лыков.

– Да есть такой инженер-полковник Гоппен, живет на Федоровской улице. Добрый человек, и откуда-то деньги у него водятся. Каждую субботу он раздает подаяние всем желающим, по двадцать пять копеек в руки. Сбегается до ста семеновских гренадер! Чтобы не возиться с каждым, меценат придумал штуку. Голытьба выбирает одного депутата, тот пересчитывает страждущих и идет с рапортом к полковнику. Гоппен вручает ему требуемую сумму. Так вот, этим депутатом является именно Сивуч. Двадцать пять копеек для опустившихся людей большие деньги. В ночлежном доме на Корейской за пять копеек предоставляют ночлег, а утром выдают кружку чая, полфунта хлеба и кусок сахара. Еще и на водку останется.

Надворный советник резюмировал:

– Да, с такой лычкой на погоне старый головорез мил всей округе. И значит, ко многим может обратиться с требованием. Организация! Там и нищим найдут преступный промысел.

И нажал на номерщика:

– Гусаков, скажи, как мне подобраться к Сличенко?

– А… в каком, извольте полюбопытствовать, качестве? Просто так выпить зайти любой может.

– Хочу там воздух понюхать, чем пахнет. Самосядку он покупает?

Содержатель номеров ответил кротко:

– Мы все покупаем.

– Почем даете за ведро?

– Четыре целковых. Иногда на полтинник меньше.

Алексей узнал, что хотел, и удалился. А полицмейстер остался – доводить вербовку до конца.