Дела минувшие

Вечером того же дня в кабак Сличенко явился широкоплечий мужчина с прямой спиной и таким взглядом, что хочешь не хочешь, а дорогу уступишь… Он подошел к стойке, облокотился, не снимая фуражки, и спросил хозяина:

– Самосядку надо?

Тот смерил незнакомца подозрительным взглядом:

– Ты кто такой будешь? В первый раз тебя вижу.

– Сговоримся – еще увидишь. Товар хороший, выгонка семьдесят градусов.

– Повторяю: ты кто? На фартового не похож.

Гость осклабился:

– Был я юнкером, а офицером не стал. Остальное тебе знать не положено. Зови меня Лыков.

Сличенко покосился по сторонам и даже вышел на улицу. Оглядевшись и вернувшись, он сказал:

– Трёка[123].

– Щас! У всех дерс[124],у меня трёка? В убыток предлагаешь торговать?

– Новичкам всегда ставят ниже. Товар твой я не знаю – вдруг дрянь?

Бывший юнкер тоже посмотрел по сторонам и ответил:

– Да у тебя посетители та же самая дрянь. Всё вылакают, что ни дай, лишь бы горело. Ну?

– Не нукай, молод еще мне дерзить, – ощерился сахалинец. – Лыков? А в Корсаковском округе был начальник Лыков, он тебе не родственник?

– Нет, наш род весь в Вологодской губернии. Кроме меня.

Кабатчик помолчал, потом сказал:

– Принеси бутылку на пробу, тогда поговорим. Если товар хороший, тогда трёка с лашником[125].Сколько его у тебя?

– Сейчас двадцать ведер. Могу приносить по ведру в день. Решай, а то пощупаю Матросскую слободку. Там с руками оторвут за четыре рубля. Еще ханку[126]

могу поставлять.

К стойке подошли несколько парней, на вид шпана, и спросили у хозяина:

– Дядя Аверьян, ты чего невеселый? Может, энтого отвадить? Токмо скажи.

Юнкер взял двоих за ремни, оторвал от пола, донес до двери и выкинул на улицу. Когда вернулся, остальные уже разбежались.

– Ты мне народ не разгоняй, – добродушно высказал ему кабатчик. – Ладно. Вижу, что не промах. А не желаешь выставлялой? Публика и вправду дрянь. Вон ты как ловко Шурку с Севкой…

Но гость лишь молча помотал головой, и Сличенко закончил:

– Тогда заходи завтра. С образцом! И ханку прихвати.

Лыков удалился. Когда он дошел до угла, то увидел в окне чайной знакомое лицо. Это был отставной ефрейтор Арзамасцев, которого в Александровском посту завербовал себе в помощники Таубе. Умный и ловкий человек помогал барону выслеживать предателей, организующих на японские деньги побеги с Сахалина для каторжных высшего разряда. Сыщик завернул внутрь и подсел к агенту за стол:

– Здравствуйте, Платон Ануфриевич!

– Алексей Николаевич? Вы как тут?

– А вы? Случайно, не кабак Сличенко филируете?

– Уж знаете? – удивился ефрейтор. – Откуда?

– Про ваше дело мне ничего не известно. Я слежу за кабатчиком в интересах своего дознания. Ну-ка расскажите, что вы здесь забыли?

Арзамасцев, зная надворного советника как ближайшего друга Таубе, сообщил:

– След с Сахалина. Письма сюда прибыли сегодня утром. Аж четыре зараз. Хочу выяснить, кто в этом клоповнике может получать такие депеши.

– Письма случаем не из рисообдирочного заведения господина Сензиро с Фонтанной улицы?

– Ваше высокоблагородие, а говорите, что ничего вам не известно! Именно оттуда письма.

Дело с кабатчиком принимало новый оборот. Алексей понизил голос:

– Штабс-капитан Артлебен не здесь?

– Здесь. Мы встречаемся с ним через час в трактире «Одесса» на Четвертой Матросской.

– Идемте туда. Здесь вам делать нечего, только насторожите ребят.

Артлебен, офицер Первой Заамурской пограничной бригады, был учеником Таубе по военной разведке. Виктор привлек его к операции на Мертвом острове, когда понадобился опытный помощник.

В «Одессе» надворный советник подробно рассказал штабс-капитану с отставным ефрейтором весь ход своего дознания. Завершил он его уверенным выводом:

– Игнат Звенцов тоже японский шпион, я в этом уверен. Мы ошибались насчет Кансейкеку[127].Думали, что она вербует лишь тех каторжных, которых японцы вывезли с Сахалина и обучили в своей секретной школе. Похоже, есть второй сорт агентов. Это те, кто легально отбыл каторгу и поселение, выбыл с Сахалина в Приморье и живет теперь на правах крестьян. Не будучи никогда в Японии и не обучавшись там шпионству. Среди них Кансейкеку завербовала самых ушлых, платит им деньги, и те составляют ее агентурную сеть здесь.

– То лишь предположения, а доказательств пока нет, – возразил Артлебен.

– А ты попробуй дать другое объяснение. Получателем писем в кабаке может быть только сам Сличенко. И его штаб-офицеры: Сивуч, Мордвин и Кудрявец. Зачем японскому резиденту обмениваться корреспонденцией с кабатчиком? Он шлет ему прейскуранты на рис?

– Не знаю, а вскрыть письма мы пока не можем, Сензиро очень внимательно изучает конверты.

Пограничник не унимался:

– Твоя логика страдает нестыковками. По кой ляд японской разведке нищие старики, что побираются на Светланской?

Сыщик ответил:

– Это не просто нищие, а тайные заправилы колонии фартовых. «Иваны» на пенсии. Каждый из этой троицы – фигура в их мире, я навел справки. Они пролезут в любой секретный форт, подглядят в сухом доке, пересчитают пушки на батареях.