Дела репрессированных московских адвокатов

Неоднократно Динесман говорил, что и он, и вся интеллигенция при Советской власти в загоне, что ей не дают ходу, что все яркое подавляется.

Его ближайший товарищ Левонтин Эзра Ефимович, Ч.К.З. и поэт, бывал в литературном кружке у жены Ч.К.З. Никитина[157], куда и я хотела проникнуть, но мне не удалось, т. к. Левонтин боялся ревности жены. С величайшим уважением относился Левонтин к Павлу Малянтовичу Помню, на одном собрании при виде Павла Малянтовича я сказала с усмешкой: «Вот бывший ЭКС министр пришел», на что Левонтин укоризненно покачал мне головой, сказав «не говорите так», дав мне понять, что я недостаточно почтительно отнеслась к П. Малянтовичу.

С Богдановым Михаилом Ивановичем я работала там же в Юридической Консультации при Баумановском Суде, он как-то говорил, что у него собираются близкие ему по духу защитники.

С Умовым я виделась ежедневно в работе Центр. Гражд. Консульт., и выражения его в отношении непринятия советских законов были резче других. Умов однажды в здании Губсуда мне сказал, что «такая молодежь, как Вы, нам нужна».

В 1928 году от моей приятельницы Клеевой Елизаветы Ал-дровны я много слышала о Левашеве Евгении Сергеевиче. Левашев имел крупную практику среди зажиточных крестьян, политические новости Клеева узнавала от Левашева. Мне лично Левашов сообщил о крестьянских восстаниях в каких-то губерниях.

Карякин Гавриил [Львович] в обществе других защитников на выраженное кем-то недовольствие по поводу коллективизации Коллегии ответил: «Надо раз и навсегда усвоить, что мы заключенные в тюрьме и потому своей воли не имеем». Владимир Павлович Малянтович мне говорил, что Коммодов Ник. Вас. ему сказал: «И долго мы будем еще терпеть». (Если слова не те, то в обоих случаях отвечаю за верность выраженной мысли.)

Е.А. Клеева привела ко мне в гости сына С.П. Ордынского, Юрия Сергеевича Ордынского, с которым она была в близких отношениях, и мы, Влад. Малянтович и я, часто вместе с Юр. Ордынским проводили время.

Среди ближайших друзей Ордынского находится Иков – б. офицер, Ч.К.З., б. пом. прис. повер., его патрон по адвокатуре находится за границей, про него Бобровская Раиса Наумовна ЧКЗ сказала: «До чего противно смотреть на Икова, ярый контр, а как узнал о чистке, так погрузился по горло общественной работой».

С Шеметовым Н.Г. была знакома по Москве еще до революции, познакомилась ближе и стала бывать у него в доме и на даче с 1926 по 1927 г. Два года подряд встречала у него Новый Год.

Однажды у меня с Пинесом был разговор о его дочери, причем Пинес сказал, что он не желает, чтобы его дочь стала юристкой. На что я сказала, что у Шеметова, наоборот, его дочь хочет на сцену, а он хочет, чтобы она стала Ч.К.З. Пинес резко сказал: «Не говорите мне о Шеметове – это контрреволюционная сволочь».

Кстати о Пинесе, узнав об аресте Короленко, он сказал в присутствии Ч.К.З. Каравина Леонида Ивановича[158]: «Поскольку арестован Короленко, надо ожидать большую гадость для адвокатуры, я, в частности у него часто бывал». На вопрос, почему он не прервал с Короленко знакомства, Пинес ответил: «Я учел это слишком поздно, порвать – значит было повредить себе».

Будучи еще подростком лет 15, я в кабинете у отца увидела Исаака Савельевича Урысона. На мое замечание отцу: «какой урод», сказала я, отец ответил: «Этот маленький лысый еврей – большая умница». Потом я потеряла Урысона из вида.

Работая в Наркомюсте, одно время в библиотеке, я встретила там вновь Урысона (1921 г.), в библиотеку Урысон часто заходил, т. к. сам работал в НКЮ.

В 1925 г. или в конце 1924 г. я вновь встретилась с Урысоном, он стал за мной ухаживать, приглашал к себе, сказав, что летом, когда жена уедет, он просил меня чаще заходить. Я была в разводе, в мае 1924 года вступила в адвокатуру, жила с матерью вдвоем, практики у меня не было, в делах слабо разбиралась, зная, что Урысон блестящий юрист, я согласилась у него бывать. Причем когда я приходила к нему, то это было всегда по поводу какого-то юридического казуса, в котором я сама разобраться не могла.

Урысон держался очень корректно, восхищался мною, а именно, что я так образованна, разбираюсь в вопросах искусства и т. д. Потом он стал объясняться мне в любви. Меня Урысон интересовал как опытный юрист, и в любовную связь вступать с ним мне отнюдь не хотелось. В конце концов у нас установились полулюбовные, полудружеские отношения, т. е. половой близости в чистом виде не было. Я в это время увлекалась австрийцем Кронеггером[159].