Дела семейные (СИ)

— Ларс, — Хельга оттолкнулась ногой от пола, кресло заскрипело. — Я буду очень тебе признательна, если ты, прежде чем приводить кого-либо в мой дом, хотя бы поинтересуешься моим мнением.

Не так давно на Птичьем острове меня пытались похоронить заживо. Положили в древнюю гробницу, накрыли каменной крышкой. Тьма, холод обступающего камня, мертвый воздух, которого с каждым вздохом становится все меньше.

Отчаяние и одиночество. Сказать нельзя, какое одиночество.

Совсем как сейчас.

Задержав дыхание, чтобы не захлебнуться этой болью, я забрал со стола клетку с вороной, развернулся на каблуках и вышел из Хельгиного дома.

В ратуше уже никого не было. И очень хорошо, не придется объяснять, что я делаю по месту службы вечером в канун выходного дня. Да еще за каким-то тиллом ворону с собой приволок. Подумав немного, я выпустил птицу из клетки. Тесновато там все-таки, а страданий на ближайшее время для меня и одного хватит.

Представляю, как это все выглядит со стороны. Вздорный мальчишка закатил истерику, потому что старшая сестра сделала ему справедливое замечание. Мало драли оболтуса. В сугроб со стыда закопаться…

— Ларс…

Герда стояла, прислонившись спиной к двери, держалась за ручку. Вроде и в комнате, но в любой момент готова развернуться и выскочить за порог. Точно так же стояла полтора года назад, когда чуть было не сбежала от меня и вообще прочь из Гехта.

— Ларс, можно?

— Тебе всегда можно.

Но Герда так и не отошла от двери. Смотрела пристально, вопросительно. Было б у меня повреждение телесное, тут бы уже вовсю носился маленький, но очень деятельный ураган. Вылечит, несмотря на сопротивление. А что делать с раной невидной, душевной?

— Герда, ты думаешь, что я прав?

— Нет, Ларс.

— Тогда зачем пришла?

Хватило же окаянства на такие слова! Герда с минуту молчала, глядя мимо меня куда-то в темный угол, словно там, помимо вековой пыли, было что-то достойное внимания.

— Я думаю, что своих бросать нельзя. Можно спорить с человеком, когда он не прав, ругаться, заставлять делать что-то по-твоему, но не предавать. Нужно быть вместе до конца.

— А свои, это кто?

Герда отчаянно сцепила руки перед грудью.

— Ларс, ну я-то как могу объяснить? Я не знаю, как должно быть, у меня ведь прежде не было семьи. Когда жила в приюте, все мечтала найти родителей. Мне даже все равно было, что они за люди, чем занимаются, почему так получилось, что меня… отдали. Просто хотелось быть с ними. Не потому, что дома подарки дарят, кормят лучше, одевают. Безопаснее там, спокойнее. А просто чтоб было кому доверять, кого любить, — Герда замолчала и растерянно махнула рукой. И добавила совсем тихо:

— Ты для меня свой…

Хорошо, что она так сказала. Это сейчас лучше, чем «люблю» или «жить без тебя не могу». «Свой» — это уже не один.

Я уселся на стол и принялся крутить в руках дракончика-чернильницу. На Герду не смотрел. Умом понимал, что не надо бы так, но ничего не мог с собой поделать. Со стыда уже готов был провалиться сквозь пол. Нашел, на ком семейную обиду вымещать!

Вздох, шорох шагов.

— Очень больно? — тихо спросила Герда.

— Нет. Не били же…

— Больно, — снова вздохнула моя любовь. — Вот тут, — она погладила меня по груди напротив сердца. — Я знаю. У нас в приюте всякое бывало. И поножовщина случалась, и девчонок зажимали. И били просто так, без вины. Злость кто-то сорвать хотел, или с дороги вовремя убраться не успеешь. От удара боль пройдет, а тут еще долго плохо… Ларс, поплачь. Это правда помогает. А я все равно тебя любить и уважать буду, ведь ты сильный и смелый.

Силы небесные, ну зачем она пришла? Сейчас бы мерил шагами кабинет из угла в угол, утирал рукавом злые слезы и широко, со вкусом жалел себя. А при Герде не могу. Сильный и смелый, как же…

— С юридической точки зрения все правильно, по закону дом принадлежит Хельге, она полновластная хозяйка и вправе в любой момент выставить меня за дверь. На все восемь сторон до совершеннолетия прогнать не может, должна найти другое жилье и опекунов, но от дома отказать — это запросто.

— Ларс, ну что ты городишь? — Герда аж ножкой топнула сердито. — Какая юридическая точка зрения? Больно потому, что именно Хельга обидное сказала?

— Да. Раньше мы всегда были вдвоем.

— Против всего мира?

— Нет, просто двое, я и сестра. Я думал, что так будет всегда. И вдруг — ее дом…

— Ой… Что же теперь делать?

— Да ничего, помиримся мы с Хельгой. Только завтра. Если я сейчас пойду домой, то буду злиться, плохое думать, снова обижаться. Только хуже сделаем. И ворону девать некуда…

— Где же ты будешь ночевать? — заботливо спросила Герда.

— Здесь и буду. Чувствуешь, как за день натопили? А в прихожей диван для посетителей стоит, отлично высплюсь.

— Хочешь, останусь?

Спрашивает еще. Сейчас дурь прошла, и просто просидеть ночь вдвоем, взявшись за руки, великое счастье. Но ведь не получится же.

— Хочу. Но если ты минут через двадцать не появишься дома, твой строгий папаша лично сюда за тобой заявится.

— Ну-у…

— Угу. Его дочь ночью неизвестно где и что, бесприютная и неприсмотренная. Непорядок какой!

— А что ты неизвестно где, его не волнует?