В тот день я, как обычно, со своей козой, а Ходжа с теленком пришли на пастбище. Моя коза была тихая, но с одним недостатком — давала сосать вымя своим козлятам. Поэтому мать надевала ей на вымя мешочек. А теленок Ходжи, где только увидит тряпку, начинает жевать ее. Все бы ничего, если бы в тот день он не стал жевать шинель нашего джурабаши. Бегали, веселились, как вдруг джурабаши истошно завопил.
— Моя шинель! Он съел мою шинель.
С этим воплем он побежал к теленку, который что-то жевал в свое удовольствие. В руке у джурабаши была большая палка. Все мы застыли на месте, джурабаши души не чаял в шинели, которую отец его привез с войны, зимой носил ее, подвернув полы, и летом не расставался с ней. Джурабаши подскочил к теленку и с размаху ударил его палкой по шее. Теленок, высоко задрав хвост, кинулся прочь, все-таки не выпуская рукав шинели. Джурабаши ухватился за полу шинели и стал тянуть что есть силы к себе. Оказалось, теленок сжевал уже порядочно, и джурабаши вытащил у него изо рта только половину рукава, мокрого от слюней.
Когда мы подошли, джурабаши сидел бледный и таращил глаза на то, что осталось от рукава шинели. Увидев Ходжу, он пришел в бешенство.
— Чего уставился? — крикнул он с яростью.
Ходжа, будто не теленок, а он был во всем виноват, стоял красный, виновато поглядывая то на джурабаши, то на испорченную шинель.
— Что я теперь буду делать с ней?! — Джурабаши швырнул шинель наземь. — Твоя скотина похожа на тебя! А в роду твоем все, как один, испорченные, и мать твоя такая же, сбежала от тебя в город, а к кому — все знают.
Некоторые ребята постарше захихикали. Той, ничего не понимая, как всегда, утирал нос.
Вспомнив услышанные утром слова отца, я в ужасе перевел взгляд на Ходжу. Он оглядел всех своими печальными глазами и внезапно кинулся на джурабаши. Но в тот же миг отлетел в сторону от сильного удара кулаком.
— Чего ты бьешь его? — возмутился я. И, как учили меня старшие братья, изо всех сил сжав кулаки, побежал к джурабаши.
Но он даже не потрудился ударить меня. Просто двинул ладонью по моей челюсти, и я упал навзничь. Во рту стало солоно. Когда я открыл глаза, надо мной стоял Той.
— Вставай, — сказал он, поднимая меня за руку. — Больно, да?
Я поднялся, отряхивая пыль с вельветовых штанов.
— Убирайтесь отсюда оба! — зло сказал джурабаши. — С сегодняшнего дня будете пасти свою скотину в джидовой роще.
Через несколько минут мы — Ходжа, ведя своего теленка, а я свою козу — вошли в заросли джиды. На краю джидовой рощи протекал Конкус. Мы уселись на его берегу.
— У тебя рот в крови, — сказал Ходжа, уставившись мне в лицо.
Я вытер рот тыльной стороной ладони, и она стала красной. Я сплюнул кровь и почувствовал, что передний зуб еле держится. Только тронул его пальцем, как он тут же выпал.
— Что, он выбил тебе зуб? — Ходжа так жалобно взглянул мне в глаза, что я позабыл о всякой боли.
— Сам выпал, — сказал я, разглядывая зуб.
Я хотел было уже выбросить его, но Ходжа поймал меня за руку:
— Погоди! Сядь вот так. — Он усадил меня спиной к воде. — Закрой глаза и скажи три раза: «Забери зуб костяной, а верни зуб золотой». Если теперь бросишь зуб через плечо в анхор, то у тебя вырастет золотой зуб.
Я сделал так, как посоветовал Ходжа.
— А теперь вымой рот, — сказал он, не сводя с меня глаз. — Вот увидишь, до осени у тебя вырастет золотой зуб.
Потом мы долго сидели молча, глядя на воду. Вода текла бесшумно, на противоположном берегу недвижимо стоял камыш, время от времени ласточки на лету касались клювом воды и тут же взмывали ввысь. Я чувствовал, что Ходжа думает о том, что сказал джурабаши, но не знал, как утешить, что сказать.
— Большая, а? — сказал я, кивая на анхор.
— Разве это большая? — В глазах Ходжи внезапно загорелись огоньки. — Есть такая огромная река Чирчик, в ней даже акулы водятся.
— Ты сам, что ли, видел? — спросил я, не веря.
— Да знаю я! — Ходжа мечтательно вздохнул: — Я запросто могу переплыть ту реку.
— Ты ведь плавать не умеешь!
— Мать научит.
— А если акула тебя съест?
— Подумаешь, акула! Скажу отцу, он ее из пистолета пристрелит. — Сказал это и, видимо, почувствовал, что чересчур уж загнул, умолк и отвернулся. Затем посидел с минутку, не отрывая глаз от воды и вздохнул: — Пойдем поглядим, где скотина. Чтобы нечаянно не забралась в кустарник…
На следующий день, видать, мои старшие братья дали взбучку джурабаши, и он позволил мне пасти козу на пастбище.
— Но этому Ходже скажи: если он снова приведет сюда своего бешеного телка, я ему челюсть сломаю! — сказал джурабаши, погладив синяк под глазом.