Сборочный цех настолько огромен, что это и не помещение даже, а, скорее целая улица, застекленная сверху. Сначала эта огромность угнетала Андрюху, он терялся от множества незнакомых устройств, машин и сооружений. Но постепенно освоился, и теперь ему нравилось, шагая по цеху, охватывать взглядом сразу все его пространство с множеством участков собираемых машин, с конторками мастеров, с испытательными стендами, заточными и сверлильными станками. Он уже знал: вот это строение из некрашеных железных листов — инструментальная кладовая, где можно получить любой слесарный инструмент; за этой стенкой стоят станки, на которых можно подправить деталь, если она поступит на сборку с завышенным размером; а в самом конце длинного цеха — покрасочное отделение. Там, за глухими металлическими перегородками, готовые машины красят, потом упаковывают, обшивают пахучими досками и грузят на железнодорожные платформы, которые подаются прямо в цех.
А над всем этим, под самой паутиной потолочных ферм перекинулись поперек цеха мостовые подъемные краны; их стальные крюки неподвижно висят на тросах над пустынными пока еще участками.
Андрюха прошел на свой участок, что примыкал к цеховой стене с огромными, от пола до потолка, окнами. Участок был залит свежим утренним светом, чуть золотились доски верстаков, огораживающих большую квадратную площадку, синевой отливал пол, вымощенный промаслившимся торцом. На этих невысоких верстаках-топчанах будут собираться узлы машины, сама же она вырастет вот здесь, в центре квадратной площадки. Машина, а точнее — автоматическая установка, по словам мастера, предназначается для больших сталелитейных и чугунолитейных заводов. Она заменит тяжелый труд многих и многих формовщиков; одна такая установка, сказал мастер, в конце прошлого года прошла испытания, хорошо себя показала, и на завод стали поступать заказы.
По чертежам и описаниям Андрюха уже представлял себе установку, она понравилась ему, и ему уже хотелось собирать ее, хотелось поскорее увидеть, какой она будет на самом деле, не в чертежах и схемах, а в металле. Ему не терпелось поскорее начать, однако собирать пока было нечего. Семь дней прошло, а деталей все нет и нет. И судя по всему, их и сегодня не подвезли — валяются на верстаках вчерашние, разрозненные…
Слесари из бригады, расположившись вокруг столика, что прилепился на стыке с соседним участком, у стены, стучали костяшками домино. Мастера в конторке не было видно: убежал, поди, ругаться насчет деталей… Получается, что снова будет тоскливый, долгий день, когда придумываешь, куда бы себя деть. Хорошо еще, что Наташка зачем-то позвала…
К столику, к игрокам в домино, Андрюха и подходить не стал, повернулся и пошел назад, к табельной.
«О чем это ей захотелось поговорить? — думал он о Наташке. — Да еще один на один. Иначе зачем же — «зайди»? И так бы могла сказать…»
Возле дверей он пригладил волосы, откашлялся и постучал.
Наташка открыла ему железную дверь и впустила к себе. Табельная была маленькая, два шага на два, не больше; у окна стол, на котором лежали какие-то гроссбухи и стоял черный телефон; слева от стола во всю стену фанерный стеллаж для пропусков: каждому пропуску — отдельная клеточка-ячейка. Свет небольшой лампочки заливал всю будочку, делал ее уютной.
Сели вполоборота к столу, почти что колени в колени.
— У меня к тебе вот какое дело, — энергично начала Наташка, машинально водя карандашиком по листку бумаги с каким-то списком и не глядя на Андрюху. — Поскольку ты теперь в нашем цехе, член нашего коллектива, то тебя надо подключать к комсомольской жизни. Кстати, я комсорг цеха... — Она даже не улыбнулась. — Ну так вот. У нас есть и самодеятельность, и секции спортивные — пожалуйста. А скоро будет проводиться заводская спартакиада, соревнования между цехами. Ты как, в принципе, не против?..
— В принципе не против… — улыбнулся Андрюха, ему был забавен Наташкин «комсорговский» тон.
— А что ты умеешь? — все так же деловито спрашивала Наташка, и карандаш ее рисовал на списке кружочки, квадратики, треугольники. — В самодеятельности занимаешься?
— Знаешь, как-то не пробовал, — без особого подъема отвечал Андрюха. Ему не хотелось ударять перед Наташкой в грязь лицом, но что было делать, если в самодеятельности он действительно...
— Неужели никогда не пробовал? — Наташка была откровенно удивлена и разочарована.
«Ну квас мое дело...» — подумал Андрюха.
— Ну а бегать, прыгать, волейбол, плавание?
— Это — да! — поспешил заверить Андрюха. — Можно по всем видам. — Тут он, конечно, перехватил насчет того, что «по всем видам», и поэтому торопливо добавил: — Хотя больше всего, честно говоря, мне нравится спелеология…
— А что это такое? — Наташкин карандашик замер на одной точке.
— Это… — Андрюха придал своему голосу оттенок таинственности. — Это, знаешь ли, в пещерах лазить…
— В пещерах? — Наташка подняла глаза.
— Альпинизм представляешь? — продолжал Андрюха, воспрянув духом и чувствуя, что сейчас самый момент «распустить хвост»…
— Ну, представляю…