— Пробую вытащить, — не очень-то дружелюбно ответил Андрюха, — не знаю, что получится.
Гена осмотрел оставшуюся половинку инструмента, постоял, почесал в затылке и заключил:
— Только так, пожалуй, и можно. Иначе не вытащишь.
— Ну вот, — уже приветливее сказал Андрюха, — а мастер говорит: испортил отливку, в металлолом ее теперь.
— Это он так, — улыбнулся Гена. — Хотел, чтобы ты у него помощи попросил. Ты его почаще спрашивай, он вообще-то ничего мужик. И в технике волокет. Тем более, что такую установку он уже собирал в прошлом году. Из нас-то никто, кроме него, не собирал: та, старая, бригада разбрелась кто куда… А потом, учти, работа у него такая. Нервы железные надо иметь, чтобы не срываться. Беготня, суета, наряды выписывать, детали подтаскивать, — Гена махнул рукой и помолчал. — Мне вот тоже начальник цеха — закончишь, давай мастером. Я ни в какую. Тут в желтый дом попадешь в два счета.
— Так ты что, у нас в политехническом учишься? — с недоверием спросил Андрюха и впервые за время разговора внимательно посмотрел на Гену-солдатика. Лицо у Гены маленькое, невзрачное, на щеках бугорки какие-то, да и сам маленький, щуплый.
— Ну да, — сказал Гена. — На вечернем.
Разговорились, стали вспоминать знакомых преподавателей. Андрюха постукивал молотком, осколок понемногу вывинчивался, и на душе становилось веселее. «А ведь ничего вроде парень-то, — думал он о Гене, — да и свой брат, студент…»
— Слушай, я тебя вот о чем… Ну хорошо, мастером ты не хочешь. А куда после окончания, в отдел?
— Нет. — Гена задумчиво покачал головой. — В отделе тоже не нравится.
— Привет! — удивился Андрюха. — Куда же тогда?
— В цехе останусь.
— Сборщиком? — еще больше удивился Андрюха.
— Да как тебе сказать... На сборке интересно. Тем более что производство у нас мелкосерийное или даже единичное, каждый раз приходится делать что-то новое, всякий раз мозгой надо шевелить. — Гена помолчал, потом мечтательно продолжал: — Я бы, знаешь, где хотел работать... На какой-нибудь большой автоматической линии. Чтобы одному управлять, подналаживать ее. Ну то есть вот она, голубушка: станочки, транспортеры, автоматика высшего класса, и я над ней и царь и бог. И она у меня как часики... Тут тебе и знания пригодятся, и в то же время не с бумагами возиться, не штаны протирать, а настоящее дело у тебя. Детальки твоя линия выдает. Самое то!
Андрюха шлепнул ладонью по отливке, из которой выколачивал метчик, — какой он интересный, этот Гена!
Кончик сломавшегося метчика уже показался из отверстия, и теперь его можно было зацепить плоскогубцами. Вывинтив осколок, Андрюха покатал его на ладони, как хирург извлеченную пулю.
— Ну, а скажи… вот эта «спячка»… это что, нормально? — спросил он, перекатив осколок со своей ладони на ладонь Гены-солдатика.
— Чего ж тут нормального? Мы же сборщики, готовую-то продукцию мы даем. Не сделали установку — план завода полетел, полетели премиальные, и прочее, и прочее.
Тут Андрюха и набросился на Гену со своими «почему». Рассказал и о револьверщиках, и о том, как отравился, вытачивая кольца.
— Я сам, Андрюха, часто думаю об этом. — Гена достал сигареты и закурил. — Конечно, станочники виноваты. Их прогулы, пьянство. Действительно, все бы хорошо, а он, какой-нибудь там Иванов-Петров, взял перелез через стену да и сбегал в гастроном. Надрался. Вот тебе и простой станка. А назавтра с похмелья тоже не работник. — Гена сморщился и махнул рукой: мол, лучше и не говорить. — А выгнать Иванова-Петрова не смей, даже ругать его не смей. Уйдет, завтра же уйдет на другой завод, где тоже рабочих не хватает. Так что ты тут прав. Вот ты еще о резиновых кольцах говорил… Кольца-то к нам с других заводов приходят, по кооперации. Кто тут виноват, что их на складе нет, этих колец? Снабженцы? Так что… — Гена не договорил, но Андрюхе и так было ясно: «так что дело сложное».
Оба с минуту молчали. «А вдруг они все в бригаде такие толковые, как этот Гена-солдатик?» — не без чувства неловкости думал Андрюха.
— Ну, а как бригада у нас? — спросил он у Гены, который потушил окурок и собрался уже уходить.
— Да неплохая вроде бригада… — больше Гена почему-то ничего не сказал. Видимо, не хотел. Только про Сеню-школьника сказал улыбнувшись: — Не ребенок, а одно расстройство...
Вскоре Андрюха и сам убедился, что Сеня — одно сплошное расстройство. Время подходило к обеду, и, помогая прибирать разбросанный там и тут инструмент, Сеня стал отвинчивать толстый резиновый шланг от сверлильной машинки. Вдруг шланг вырвался у него из рук и, как большая змея, начал скакать и извиваться между верстаками. Струя сжатого воздуха с пронзительным шипением била из шланга, сдирала с пола пыль, ошметки грязи, ветошь, стружку и тучами швыряла все это на верстаки, на чертежи, на сборщиков, на мастера.
Сеня же никак не мог поймать конец шланга: хвать, а он уже упрыгнул; хвать — а он уже в пяти шагах. «Школьник» бегал по участку, крутился, ловил, хватал, а шланг, отталкиваясь сжатым воздухом от пола, от деталей, от верстаков, увертывался как живой, прыгал, не давался.