Дельфийский оракул

Она говорила ласково, совсем как бабушка, которую Алиска очень любила. И этот воркующий голос развеял ее последние опасения. Анна Александровна – хорошая, замечательная просто! И говорит все правильно. Пусть Далматов пострадает! Пусть помечется в поисках Алиски.

А потом он ее найдет, и… Алиска его простит.

Она – добрая.

– Вот, милая, – Анна Александровна протянула ей чашу, совсем не похожую на привычные фарфоровые чашки. – Выпей.

Напиток был холодным. И еще – горьким.

– Надо обязательно выпить! До дна. И смотри хорошенько… видишь себя? Свадьбу свою… ты в белом платье…

Со дна чаши на Алиску смотрело солнце, круглое, лохматое, похожее на разъяренного льва. Оно скалило желтые клыки, и, когда Алиска попыталась оттолкнуть это чудовище, оно дохнуло на нее жаром.

– Фата… шампанское… смотри. Ты должна увидеть!

Не получается!

– Сейчас ты поспишь, а проснешься и…

Алиса подчинилась ее голосу. Она больше не была собой, хотя прекрасно осознавала, что происходит. В теле ее словно поселился кто-то другой, он потеснил Алису и стал ею управлять. Этот кто-то знал, как поступить, чтобы все получилось правильно.

Когда Саломея пропала, Далматов растерялся.

Он смотрел на цветочный горшок, на кровь и волосы и уговаривал себя, что крови не так уж много. И что, если тела ее нигде нет, остается надежда. А когда уговоры эти перестали помогать, он отставил горшок и двинулся в дом. Ярость ослепляла его.

Пожалуй, будь Алиска у себя – он убил бы ее.

Но ее не было. Гремела музыка. Шевелились шторы на открытом окне. И кукла Барби, сидевшая на подоконнике, опасно накренилась, угрожая совершить кукольный суицид. Алискины вещи висели в шкафу, частично – валялись на кровати. Запах ее духов еще не выветрился, складывалось такое ощущение, что Алиса просто ненадолго вышла.

Сбежала!

Далматов выключил музыку и осмотрел дом от крыши до подвала, и в подвал тоже заглянул.

Никого.

Спохватившись, он набрал ее номер, но абонент был недоступен.

Сама ушла? Увели? Дура! Ну, дура же! И он – идиот, если позволил кому-то войти в свой дом. Осознание неудачи привело его в бешенство.

Он должен был это все предвидеть!

И Далматов отправился туда, где имелись если не ответы, то подсказки относительно интересовавших его вопросов – в Центр.

Аполлона Кукурузина Илья застал уже на выходе. Тот явно спешил и нервничал, озирался по сторонам и долго не мог завести машину. Когда же машина наконец тронулась, то он поехал нервно, и держаться Долматову приходилось в отдалении от него. Злость его обрела выход, и Далматов сосредоточился на одном – не потерять цель из виду. Машина Аполлона дважды пересекла центр города, словно водитель ее желал убедиться в отсутствии слежки, затем остановилась около супермаркета. Аполлон ненадолго вышел и вернулся с букетом белых роз, коробкой бельгийского шоколада и бутылкой вина в руках.

Дама сердца обитала в массивной новостройке-двенадцатиэтажке. И, видимо, отношения с нею зашли у него достаточно далеко, потому что железную дверь подъезда Аполлон открыл собственным ключом.

– Стоять! – приказал ему Далматов, появляясь за его спиной и резко перехватывая дверь.

Пахло стройкой – краской, растворителем, меловой пылью; ее дорожка усыпала край ступенек. Аполлон вздрогнул, едва не выпустив бутылку.

– Обернись!

Аполлон подчинился и, увидев Далматова, выдохнул с явным облегчением:

– Это вы!

– Это я, – ответил Далматов.

– Какое совпадение! А… вы здесь живете?

– Нет.

– В гости, пришли, значит?

– Нет.

Аполлон сник, помолчал и спросил:

– Чего вам надо?

– Поговорить. – Далматов отобрал у него букет и положил его на ступеньки. – Где Саломея?

Он отчетливо понял, что разговор этот окажется бесполезным, потому что Аполлон, «солнечный бог», на самом деле – пустышка. Кукла, которую кто-то дергает за веревочки, заставляя ее исполнять причудливые «па».

– Мы… мы просто старые знакомые! Ничего больше! Вы, наверное, подумали… та встреча – случайность! Ей нужна была работа!

– Врешь!

Далматов мог бы его ударить – человек, стоявший напротив, не оказал бы сопротивления, несмотря на то что был выше, тяжелее его и в форме был неплохой. Но бить его Илье было противно.

И бессмысленно.

– Пойдем. – Далматов крепко взял Аполлона за локоть. – Познакомь меня с твоей любовницей. Или лучше Ренате позвонить? У вас ведь добрые дружеские отношения, правда? Знаю, Саломея рассказывала… видишь ли, в отличие от тебя она врать не любит. И мне на твои похождения плевать, я даже рад за тебя. Но Саломея пропала.

– Совсем пропала?

– Частично! – сказал Далматов – и все-таки ударил его, несильно, лишь желая продемонстрировать силу. Эффект оказался неожиданным – Аполлон расплакался.

«Любовь» его обитала на седьмом этаже. Звалась она Оксаной и лет имела от роду девятнадцать. Помимо юного возраста и собственной однакомнатной квартиры, к несомненным достоинствам Оксаны следовало отнести изящную фигуру, длинные светлые волосы и очаровательное личико, в меру глуповатое. Если Оксану и удивило появление Далматова, то виду она не подала.

А вот плачущий Аполлон ее расстроил.